Звуки родного двора. Маргарита Минасовна Закарьян

красивую картину: для повышения тонуса и чтоб от дурных мыслей отвлекала. Денег не пожалела: купила… Рембрандта, разумеется репродукцию, повесила признанную всем миром «Данаю», и что вы думаете? – «Сними, – кричит, – она по ночам мне подмигивает».

      Опять зазвонил телефон. Баба Варя извинилась и вышла.

      – Уж я пойду. Не буду мешать, – спохватилась Маша.

      – Сейчас, подожди. Я провожу, – предложила баба Варя и положила телефонную трубку. Они вышли во дворик. Погремушкин шел им навстречу, держа в руках руль с таким победоносным видом, как будто это был руль не от устаревшей марки «Жигулей», а от правительственной «Чайки».

      «Слава Богу, шофер и Погремушкин встретились», – пронеслось в голове бабы Вари. Из-за угла дома появился Никитка. Он шел, перекосившись на бок под тяжестью сумки, и ел мороженое.

      – Где моя булка? – спросила Марья Изотовна Никитку и наградила Машу оценивающим взглядом снизу доверху. В это время какая-то птица с гортанным, редким криком, хлопая крыльями, бросилась на голову Марьи Изотовны с явным намерением клюнуть. Та стала отмахиваться, но на ее защитную реакцию птица отреагировала по-своему.

      – Ду-ра! Ду-ра! Ду-ра! – как заводная игрушка повторяла птица.

      – Сюда, попка, сюда! – закричал непонятно откуда взявшийся Виктор Шмелев. Красивый попугай африканского вида послушался хозяина и сел на его плечо, правда, при этом угрожающе поднял хохол и щелкнул клювом в сторону Марьи Изотовны.

      – Безобразие! – кричала та. – Это просто безобразие!

      Шмелев, сто раз извинившись перед разъяренной старушкой, побежал за Погремушкиным в гараж.

      Баба Варя с Машей изо всех сил старались вести себя прилично, дабы не оскорбить Марью Изотовну вырывающимся наружу смехом.

      – Возьмите! – Никитка протянул насупившейся старушке булку хлеба. – Мороженое хотите? – спросил он угодливо.

      – Я его смолоду не ем, – зло ответила та.

      Напряженную обстановку разрядила Маша.

      – Какой у вас уютный дворик, – со вздохом протянула она.

      – У хороших людей и дворы хорошие, – объяснила баба Варя гостье. На лице Марьи Изотовны появилось умиление, она явно относила себя к «хорошим».

      А день во дворе набирал силу по законам, понятным только самой природе.

      Лето уходило в море, а на место жарких дней просилось бабье лето. Оно день за днем маленькими шагами завоевывало дворик, и в этом было что-то таинственное. На вершине жерделевого дерева как-то особенно дрожал золотой свет. Он переливался, как радуга в сетях паука. Большая клумба вдоль всего дома радовала симфонией красок. Расплескав запах ночной фиалки, она дурманила воображение. А из окна во двор радиола посылала новые песни. Создавалось впечатление, что это был концерт по заявкам обитателей двора, которых просто не объявляли.

      – Часто простое кажется вздорным, черное – белым, белое – черным, – пела Светлана Крючкова. Никто не просил сделать музыку тише: похоже, все соглашались и «больших перемен» не ожидали.

      Жанна