Корона, огонь и медные крылья. Макс Далин

занимает.

      – Ты не спал всю ночь, да? – спросила я. – Наверное, ты очень устал. Тебе нездоровится?

      – Я не люблю ездить верхом, – сказал Шуарле. – Но это ничего. Мы уехали далеко. К вечеру мы доберёмся до перевала, а завтра совсем растворимся в горах. Опасность от стражников Вернийе нам вряд ли грозит. Они не станут искать тебя здесь и рисковать собой.

      – Это очень опасные места? – спросила я и поёжилась.

      – Да, – коротко ответил Шуарле. – Достаточно.

      – Ты удивляешь меня, – сказала я, улыбаясь. – Мой милый товарищ не боится того, чего боятся солдаты. Я горжусь дружбой с тобой.

      – Они люди, а я – нет, – сказал Шуарле почти весело. – Ими движет любовь к деньгам, а мной – любовь к принцессе. У них нет шансов.

      – Погоди. А почему ты не человек?

      – Не совсем человек, – поправил Шуарле. – Полукровка. Наполовину сахи-аглийе.

      Так я впервые услыхала это слово.

      – Птица? Разве бывают ядовитые птицы? И потом – часто ты сам говорил, что у тебя нет крыльев…

      – Лиалешь, – сказал Шуарле, – я всё расскажу вечером. Нам надо ехать дальше. Ты отдохнула?

      Мне ничего не оставалось, как кивнуть.

      После того разговора, даже после упоминания об опасности, мне настолько полегчало, что я принялась глазеть по сторонам. Я потихоньку приноровилась к лошади. Сидя взаперти, я совсем отвыкла от красот Божьего мира – и теперь с наслаждением рассматривала чудные деревья с бледно-молочными, будто восковыми соцветиями и стволом, поросшим густой шерстью, высокую траву, птиц, перепархивающих между камней… Я никогда прежде не бывала в горах. Их каменные громады, то сияющие белыми снегами на вершинах, то зеленеющие, как неизмеримо высокие стены, увитые плющом, поразили моё воображение.

      Ровно ничего страшного я не видела.

      Шуарле же всё озирался, будто ждал чего-то. Уже на закате, когда самые камни казались розовыми от уходящего солнца, он остановил лошадей у странного места: три каменных столба, высотой в два человеческих роста, торчали у самой тропы, а из-под них бил маленький ключик. Крохотное, как мисочка, водное зеркало кто-то аккуратно обложил позеленевшими камешками.

      – Дальше нам сегодня не надо, – сказал Шуарле и спешился.

      Я тоже слезла с лошади. У меня сильно болела спина; я потёрла поясницу, потянулась и спросила:

      – А почему? Ещё совсем светло…

      Шуарле принялся рассёдлывать лошадей. Он сложил на земле седельные сумки, потом снял сбрую и небрежно отбросил в сторону. Лошади подошли к ключику и стали пить.

      – Ты не станешь их привязывать? – спросила я.

      – Я думаю, они нам больше не понадобятся, – сказал Шуарле. – Пешком мы, наверное, пройдём – но лошадей тут не любят. Я сам их не люблю.

      – Кто не любит?

      – Мои родичи. – Шуарле тихонько вздохнул. – Я даже не уверен, что они полюбят меня, когда увидят, Лиалешь.

      – Ядовитые птицы? – улыбнулась я.

      Он кивнул и начал собирать в кучу сухие веточки. Я догадалась, что нужен хворост