Наваждение. Тотемская быль. Александр Быков

но резанье сыскать Царевские волости всеми крестьяны повальным обыском, как ей, Оленке, смерть случилась…»

РГАДА. Ф. 141.Оп. I. 1651.№ 30. ч. 1. Л. 203

* * *

      Крестьянка деревни Павлецово Царевской волости Тотемского уезда, мужняя жена и свекровь, Маринка Шихова, воротясь домой, увидела сноху Аленку, сидящую в горнице на лавке у окошка и безо всякой работы.

      – Что росселась, дел невпроворот, а она сидит сиднем!

      – Не могу я, живот болит, сил нет никаких!

      – Пошто болит, не руда[3] ли идет?

      – Она самая…

      – Тьфу ты, беда какая, руда у нее, скоро два года замужем, давно пора бы понести ребеночка.

      – Бог не дает, я бы хотела, очень.

      – А что так? Может, грех на тебе какой?

      – Да какой же грех? Живу в законном браке, как все люди.

      – Лукавишь, жила бы как все, так давно бы очреватела[4]. А тут диво-дивное, ничегошеньки. Над сыночком моим, Феденькой, в соседних деревнях мужики посмеиваются, дескать, не подсобить ли тебе, паря, с наследничком?

      – Чем я виновата? Я Федора уважаю, только он ко мне поостыл, будто чурается.

      – Так вот оно что! У вас с ним постель-то сей год когда общая бывала?

      – Я точно-то и не помню!

      – Что же так плохо мужа завлекаешь?

      – Я-то, как могу, стараюсь, он избегает меня.

      – Так, стало быть, есть причина?

      Аленка посмотрела на свекровь, в глазах у нее появились слезинки. Она вытерла их рукавом сорочки и шепотом, стараясь говорить как можно тише, произнесла:

      – Есть, куда без нее.

      – Говори, с кем блудила? – нахмурила брови свекровь, – с соседскими парнями, с Пятункой али Давыдком?

      – Не блудила я, матушка, это все во сне.

      – Как во сне?

      – Да так, явился ко мне парень кудряв, ликом светел и в ланиты[5] меня целовал.

      – А ты?

      – Что я? Спала. Проснулась вся мокрая, как после парной, и дрожу, словно на ветру.

      – Говорила Федору?

      – Как же, как на духу.

      – И что?

      – Побил он меня тогда, по щекам ударил наотмашь и по спине скалкой приложил, лаял матерной всякой лайею[6] и сучил, а за что – не ведаю, чиста я перед ним. Все сказала, как на духу.

      – И давно это случилось?

      – Так летом еще, августа не помню в какой день.

      – Что, уже три месяца между вами ничего не бывало?

      – Так и есть, матушка, тоска мне от этого великая, а что поделать – не знаю.

      – А этот, как его, кудрявый, больше не являлся?

      – Являлся, матушка! Почитай, по два раза на седьмице является.

      – Блудит?

      – Силой берет меня, горемычную, во сне, я ведь никак не могу супротив его выступать. Только утром, как петухи начнут кричать, уходит. Очи откроешь-нет никого, а постель мятая, как-будто буйство какое творилось.

      – Петухов, говоришь, крика боится?

      – Да, матушка!

      – Так я вот что тебе скажу: по всему видать, одержима ты нечистым духом. Нечистый, он являться может в любом обличии, хоть красавцем писаным, хоть страхолюдиной, это кому как. Но всех баб и девок он обязательно пугает и соблазнить норовит.

      – Я в лесу не единожды нечисть видала. Идет навстречу высоченный мужик, посвистывает, да так, что верхушки берез клонит. Слова не скажет, и ему говорить нельзя, если не утерпишь, тут он тебя и заберет.

      – Мужики тоже видали нечисть в Сухоне: будто бы рыба огромная, а вместо чешуи – панцирь.

      – Страсти какие, – перекрестилась Аленка.

      – Ты крест на ночь снимаешь?

      – Да, матушка, как учили, чтобы ненароком не потерять, и с мужем, когда ложе общее бывало, тоже без креста, грех ведь с крестом такое делать.

      – Вот тебе и причина! Без креста спишь, а враг человеческий тут как тут! Мое тебе материнское слово: без креста ни днем, ни ночью тебе не быть, ни в бане не снимай, ни в нужном месте.

      – Осквернюсь же?

      – Куда тебе оскверняться, ты и так вся в скверне, надобно вызволять тебя из нечистых лап. Ты вот что, никому про наш разговор не говори, я с Федей, сыночком, потолкую, как делу быть, может, и простит он тебя, а там, глядишь, и сызнова все наладится.

* * *

      – Федюшка, соколик, поди сюда!

      Маринка Шихова с сыном была ласкова, все-таки единокровное чадо. Ее мужу, Дружине Шихову, Федька был не родной.

      Маринка жила с ним вторым браком, первый муж ее сгинул от литовского разорения без малого двадцать лет назад.

      Маринка хорошо помнила, как в их деревеньку со смешным названием Криволаповская пришли литовские люди.

3

Руда – кровь

4

Очреватела – забеременела

5

Ланиты – щеки

6

Лайею – руганью