Наваждение. Тотемская быль. Александр Быков

– деревня невеликая, два двора, их, Шиховых, и соседа Оськи Андреева. У него, у Оськи, трое неженатых сыновей, старшие уже в возраст вошли, поглядывают на соседку, охульники. Уж не с ними ли хороводится невестка, а законного мужа нечистым нарочно пугает, чтобы совместного ложа не было?

      Маринка подозревала сноху, переживала за Федора и наконец решилась спросить:

      – Скажи, сынку, все ли у тебя с Аленкой ладно?

      – Твое ли, мать, дело? Сами разберемся.

      – Ой ли? Ведомо мне учинилось, что ты с ней с лета единого ложа не имал?

      Федор покраснел, отпираться было бесполезно, мать все знала.

      – Не люба мне больше эта Аленка!

      – Отчего же?

      Сын молчал.

      – Говори, мать все равно узнает правд у.

      – Скажу, не утаю. Грешница она.

      – С чего бы вдруг, не с кем ей грешить, с парнями соседскими что ли?

      – Нет, грешит она, кажется, с самим нечистым.

      – Что ты мелешь, окстись, Бога ради.

      – Не вру я!

      Федор опустил голову и медленно, начиная потихоньку злиться, стал рассказывать матери что знал:

      – После женитьбы через год стал я замечать, что Аленка во сне будто разговаривает с кем-то. Я прислушался, она шепчет слова срамные кому- то и сама вся горит, как будто жар у нее. Я растолкал как-то раз – клянется, что никому ничего не говаривала. А я что, я же не глухой, сам слышал.

      – И сколько раз оно бывало? – тревожно спросила Маринка.

      – При мне три раза. После третьего я не стерпел, побил ее, теперь от греха сплю на лавке, тесно и жестко, зато спокойно, а она одна на постели, я и не слышу, что там деется.

      – Почему же ты молчал?

      – А что я скажу?

      – Вот то бы и сказал: чаю я, болезнь у Аленки приключилась, одержима она бесом.

      – Бесом?

      – Что уставился, бесом и есть, бывает так, заприметит черт справную молодуху, обернется добрым молодцем и давай к ней по ночам хаживать вместо законного мужа.

      – Она мне говорила, что к ней во сне является кудрявый писаный красавец.

      – Вот он-то и есть.

      – Так что я могу сделать? Блудит Аленка во сне невольно.

      – Невольно? – Мать уперла руки в бока. На шее звякнули серебряные гайтаны[7].

      – А ты видел, что она перед сном крест божий снимает?

      – Видел, так что такого, и я снимаю, мало ли ночью может случиться, неловко повернешься, порвешь вервь, крест-то и затеряется, а это к худу.

      – Оберег она снимает Христов и без него отдается во власть нечистого!

      – Свят-свят!

      – Мое тебе материнское слово: хочешь жену свою спасти, надо нечисть как-то изводить. Не хочешь – завтра же отвезем ее домой, скажем, не люба, и подарки пусть назад возвращают, нечего: подсунули блудливую овцу и рады.

      Федор посмотрел на мать.

      – Как же ж можно с нечистым воевать, с ним и Господь сколько лет справиться не может.

      – Господь все может,

7

Гайтаны – серебряные шейные украшения из широких кованых и витых цепочек.