Немые голоса. Энн Кливз

думала о том, что не совсем понимает, что имеется в виду под «хорошим человеком».

      Глава шестая

      Иногда Джо Эшворт думал, что он – святой, раз терпит Веру Стенхоуп. Его жена точно считала его чокнутым – мириться с вечерними переработками, ранними подъемами, срочными вызовами в дом к Вере на холмах. «Если у нее нет никаких семейных обязанностей и вообще никакой жизни, кроме работы, это не значит, что ты можешь все бросать и бежать к ней». Эшворт попытался обернуть это в шутку: «По крайней мере, ты можешь быть уверена, что у нас с ней нет интрижки». Вера была на двадцать лет его старше, тучная, с кожей, изуродованной экземой. В ответ жена нахмурилась и посмотрела на него поверх кружки с горячим шоколадом, который готовила каждый вечер, чтобы лучше спалось. Ей набор веса не грозил. Она только недавно перестала кормить малыша, и дети не давали ей засидеться. «Может, ты и не увлечен инспектором, но у нее могут быть на тебя виды!» На это он рассмеялся, хотя от этой мысли ему стало не по себе. Иногда начальница смотрела на него в упор из-под полуприкрытых век, и он спрашивал себя, о чем она думает в этот момент. Она когда-нибудь вообще занималась сексом? Об этом он не смог бы ее спросить, хотя ее вопросы к нему иногда были личными, почти грубыми.

      Итак, она оставила его за главного в фитнес-клубе и отеле, а сама свалила в долину Тайна, чтобы разузнать о личной жизни жертвы. Совершенно не ее задача. Она могла бы предоставить это младшему члену команды. Периодически жена предлагала ему податься на другую должность – если не ради повышения, то хотя бы ради развития и опыта в другом месте. В такие моменты Эшворт думал, что это разумное предложение.

      В холле отеля, который наконец опустел, он увидел Лизу – молодую девушку, которую Вера позвала на помощь. Все посетители фитнес-клуба дали показания и разошлись, на двери отеля висело большое объявление, гласившее, что клуб закрыт на сутки «по непредвиденным обстоятельствам». Он считал, что Вера повела себя эгоистично по отношению к Лизе, заставив ее смотреть на тело в парилке, только чтобы выиграть пару минут для опознания. Непрофессионально и жестоко.

      Холлом заведовала молодая женщина с польским акцентом. На ней было черное платье и туфли без каблука.

      – Принести вам что-нибудь?

      Он спросил Лизу, не хочет ли она кофе, и, когда ее латте с небольшими круглыми печенюшками на тарелке был готов, Лиза села и наклонилась вперед, обхватив стакан руками. На верхней губе застыла молочная пенка. Наверное, она заметила, что он на нее смотрит, покраснела и стерла пенку носовым платком.

      Холл выглядел как гостиная в одном из исторических особняков, сдаваемых в аренду, в которые его возила жена, пока у них не появились дети. Полированный паркет из темного дерева на полу с квадратным ковром по центру. Ковер был красный, плетеный, почти такой же жесткий, как сам пол, настолько изношенный, что в некоторых местах рисунка не было видно совсем. На стенах висели картины в больших золоченых рамах. В основном портреты: мужчины в париках, женщины в длинных платьях. Большие кожаные диваны у стен и стулья с ситцевой обивкой вокруг столиков с хрупкими ножками. С одной