Априори Life 3. Лариса Бутырина

ее и вопрос решается сам собой.

      Игорь впился в нее еще более горящим взглядом, поставил чашку подле себя и закурил. Повисла натянутая пауза. Женщина в ответ откинула голову и отпила из своей чашки. Ее волосы упали на плечи, и казалось, в этот миг для нее кроме кофе ничего не существовало. Игорь непроизвольно вспомнил, что ему уже доводилось неоднократно ранее наблюдать и наслаждаться, как она умела всецело отдаваться тому, что делала в данную минуту. В этом всегда была не только своя прелесть, но и какая-то опасность. Она была само упоение, когда пила; сама любовь, когда любила; сама ярость, когда отчаивалась, и само забвение, когда забывала. Сейчас она еще и ждала. И ожидание это становилось для него почти невыносимым. Он снова затянулся и посмотрел в сторону. Луч прожектора освещения на миг ослепил его. Он на секунду прикрыл глаза, а когда открыл, тут же отметил две персоны за столиком напротив. Он и она, оба с мотоциклетными шлемами. На входе за дверьми без сомнения еще парочка таких же. Да и по всему периметру, наверняка. Неплохой вариант, возбужденно подумал загнанный в угол некогда старший эксперт, а по совместительству продолжительное время правая рука Владимира Александровича. На мгновение он ощутил какой-то внутренний холод, трезво и бесстрастно давая оценку нынешней ситуации. Оттяжка возможна, он это знал – мало ли существует уловок и шахматных ходов. Но он знал также, что никогда не воспользуется ими. Все зашло слишком далеко. Уловки хороши для мелких масштабов. Здесь же оставалось лишь одно – выстоять, выстоять до конца, не поддаваясь самообману и не прибегая к уловкам.

      Игорь огляделся. Минуя взглядом все красоты и тонкости присутствующий скептической одухотворенности, он снова вернулся к собеседнице.

      – Ты предлагаешь мне решить этот вопрос буквально?

      Женщина окинула его внимательным взглядом, как если бы собиралась ответить, но потом передумала.

      – Что ты… Разговоры о кровопролитии за столом портят мне аппетит, – ответила она, не прекращая буравить своими глубокими золотистыми глазами, хотя, казалось, таила в них едва уловимую улыбку. Прямая, хрупкая, неподвижная. Нежная белая кожа, сквозь которую просвечивали голубые жилки. Она сидела напротив, всей своей анемичностью источая власть и спокойствие. Он не знал, объяснялось ли это тем, что, казалось, в тот момент ее совершенно ничто не волновало. Он лишь чувствовал это тепло, излучаемое ею, и понимал, насколько истосковался по нему за все эти годы. И сколь ни был бы злым ее язык время от времени, и сколь ни казалось бы каменным сердце, в ней всегда оставалось противовесом то самое тепло, непосредственность и непринужденное спокойствие, позволявшее ей то и дело совершать те вещи, которые делать по сути нельзя.

      – Эта игра не по мне, – ответил он, не отпуская из рук сигарету. – Я уже убил слишком много людей. Как любитель и как профессионал. И знаешь, что понял? Убийствами многого не добьешься. Это внушает лишь презрение, безразличие и неуважение к жизни, а смерть становится чем-то смешным