Шоколад с морской солью. Книга II. Софина Райз

произнесла: «Она останется в Рио совсем одна. Маленькая одинокая сирота среди таких же изувеченных одиночеством и ненужностью детей улиц. Конечно, Эмилии будет нелегко, но я-то еду в Париж, чтобы обеспечить ей будущее! Когда девочка вырастет, я оплачу хороший колледж», – наконец нашла себе оправдание девушка, но отчего-то честно, не кривя душой добавила: «Эва, ты омерзительная, бесчувственная, жестокая сволочь. Оправдать себя может каждый, даже серийные убийцы имеют веские мотивы совершать преступления! Но меня Бог обязательно за это накажет, потому что предательство оправдать нечем. Эмилия, прости, детка, я не могу поступить иначе. Прости, Камилла. Прости, сестричка», – Эва вышла на балкон и закурила. Вернувшись на кухню, сделала ещё глоток кофе и прикрыла отяжелевшие от слёз веки. Вечеринка до дурноты кружила голову похмельем, а впереди ещё столько всего предстояло сделать.

      «Эва, ты опять начала курить? Какого дьявола, ведь удалось продержаться почти три месяца! Ерунда, разве сможет кто пережить подобное и не закурить», – заговорила сама с собой девушка и от досады всплеснула руками.

      – Мама? – малышка Эмилия пришлёпала босыми ножками в кухню. Тётя по привычке сидела на стуле, обхватив колени руками, а волосы были забраны в высокий хвост. Профиль женщины на фоне яркого солнечного света был немного размыт, и девочке на мгновение показалось, что это мама сидит на стуле и смотрит в окно. – Ой, простите, тётя Эва, – малышка немного смутилась, опустила свои заспанные глазки и принялась рассматривать танцующие на полу тени пальмовых ветвей. – Вы знаете, а дядя Луис очень хороший и он говорил правду, – смущаясь произнесла девочка. – Сегодня во сне я видела маму. Она мне сказала, что мы скоро уедем отсюда. Только куда – не сказала. Может быть, вы знаете? – она вопросительно посмотрела тёте в глаза и улыбнулась. Смешно вышло от того, что два передних зуба у малышки уже выпали, а им на смену ещё не успели вырасти новые.

      – Нет, этого я не знаю, – соврала Эва. – Завтракать будешь? Мне скоро на репетицию, думай быстрее. Хлопья или омлет?

      Разговаривать с ребёнком в полвосьмого утра ей совершенно не хотелось. Тем более если у малышки огромные грустные голубые глаза и она «по ошибке» называет тебя «мамой». Раздражение немного растаяло от тёплого дыхания девочки, когда она подошла ближе и поцеловала тётю в щёку. Эва вздрогнула и резко отвернулась. На её глазах снова выступили слёзы, и она попыталась скрыть их, делая вид будто ресница попала в глаз. «Кого же мне сейчас жальче? Себя или ребёнка, которого я завтра собственноручно собираюсь отослать в приют святой Катарины?» Вопросы, терзавшие сердце многие дни и не находившие ответа ни в одном из известных Эванджелине эгоистичных оправданий, наконец вылились потоком горячих, не сдерживаемых слёз. Решительная прежде девушка впервые в жизни не была уверена, как ей следует поступить.

      – Эмилия, уйди немедленно