Записки лжесвидетеля. Ростислав Евдокимов

Симонов?

      – Ну, да. Симэн.

      – Из эмигрантов, значит.

      Такого слова Анна, конечно, не знала, но на всякий случай неопределенно кивнула:

      – Наверно. Может быть.

      – Да уж, что может, то может. Так оно, небось, и есть. Не наверно, а верно. А на каком же языке вы с ним разговариваете?

      – Не знаю.

      – Как это «не знаю»? Как-то ведь вы разговариваете?

      – Я на своем. Он на своем. Он мало слов по-русски. Я – по-морекански.

      – Значит, на смеси языков?

      – Да.

      – Интересно…

      Ничего интересного Анна в этом не видела. Это была единственная сложность в их отношениях, но она им даже не очень и мешала. Ведь всё понятно и так, правда? И Анна сама себе отвечала: «да, правда».

      Она не очень удивилась, когда после родов узнала, что свидетельство о рождении сына будет выписывать как раз этот Савватий Нилыч. Куда ж такому придурку еще деваться? В самый раз бумаги писать. Впрочем, ничего особо дурного она про него сказать не могла. Так… странный какой-то… но ведь бывает и хуже, да? И все равно он ей не нравился. Хотя был ведь почти свой – из поморов.

      Когда он спросил, как она хочет назвать сына, Анна долго не думала. Конечно, Кондрат – по ее отцу. Так ей подсказывал родовой дух.

      – Квадрат? – почему-то язвительно усмехнувшись, переспросил Савватий, – ну, пусть будет Квадрат.

      Она не возражала. Да и как она могла бы возражать, если это слово, «квадрат», слышала довольно часто и всё в довольно солидных случаях, когда по радио передавали, что в таком-то квадрате советские моряки потопили немецкий эсминец, а в каком-то другом квадрате шли тяжелые бои за высоту такую-то? Наверно, это было очень важное слово. И вполне возможно, что правильно имя ее отца надо писать именно так. А еще как-то раз от проходящих мимо офицеров она услышала очень похожее, но чуть другое: «квадрант». Может, это еще правильнее? Русским виднее.

      Ей дали выкормить сына грудью. Она навеки запомнила его ярко-синие глаза и золотистые волосики на почти голой головке. Это много спустя они почти почернеют – в маму. Но об этом она уже не узнает. А сейчас она впустила в мир свое солнце. Ей больше ничего не было страшно.

      Когда ее арестовали, оказалось, что следователь задает почти те же вопросы, которые уже задавал Савватий. Кто такой Хью и как его фамилия? Разговаривала ли она с ним на контрреволюционном языке руссенорск?

      – Что-что? – не поняла Анна.

      – На смешанном языке.

      – Да.

      (А на каком еще языке, кроме смешанного, могла она с ним говорить?)

      – Вы знали о том, что он эмигрант?

      – Да. Савватий сказал.

      – Вы за других не прячьтесь! Вы сами знали это прекрасно.

      – Да. Наверно.

      – Не наверно, а верно.

      «Опять точь-в-точь как Савватий», – подумала Анна.

      – Как зовут Вашего отца?

      «Вот оно. Вот оно. Теперь, наверно узнаю, как правильно: Кондрат, Квадрат, Квадрант или как еще?»

      – Кондрат.

      – Кондрат?