Другие небеса. Наталья Викторовна Клетина

его за участие и помощь и сообщила, что вынуждена уехать из Москвы на несколько дней.

      Выехать удалось только ближе к полудню, с утра неожиданно пришлось утрясать кое-какие рабочие моменты, потом нужно было заехать к Регине за вещами. Утомительно долго они толкались на выезде из Москвы, трасса была забита,– И куда они все едут,– вслух недоумевала Регина.

      – Когда сидишь в городе, то, кажется, все сидят, когда едешь, то, кажется, все едут Вон, смотри, сколько людей сорвалось со своих мест.

      Но чем дальше от Москвы, тем просторнее и безлюднее становилась дорога. Она неслась им навстречу блестящей серой лентой. За окном разворачивались то плоские бескрайние поля, то перелески и рощи. Поля были черными, убранными к зиме, леса, освободившиеся от листвы, просвечивали насквозь. Мелькали темные от дождя стволы. Только хвоя сохранила плохо проявленный зеленый цвет. Это ритмичное чередование открытых участков и подступающих к дороге стеной деревьев, несло какой-то неразгаданный ритм.

      – Может в этом ритме есть какой-то тайный смысл. Если записать эти чередования бинарным кодом, то возможно получится текст или даже музыка.

      Эти размышления успокаивали, мягкое шуршание шин, легкий ветерок и меняющиеся и втягивающее их в себя пространство как-то отвлекло от непреходящей боли, которая раздирала ее существо. Но чем дольше они ехали, тем заметнее боль тупела и оседала просто небольшим физическим дискомфортом в области солнечного сплетения.

      Регина, чувствуя состояние подруги, почти все время молчала или болтала о каких-то пустяках. Она знала, что Алиса сама заговорит о том, что произошло, когда сможет об этом говорить, а сейчас ее лучше не трогать. Регина даже села не рядом с ней на переднее сидение, а забилась в угол заднего. Алисе было видно в зеркале ее застывшее лицо, с тревожным и вопрошающим взглядом.

      То, что подруга не отвлекала ее разговорами, дало возможность Алисе попытаться как-то осмыслить все происшедшее. Кроме боли, обиды, злости и недоумения, какое-то слово настойчиво пробивалось на передний план ее сознания. Она никак не могла его уловить. И наконец, она явно его услышала – ОДИНОЧЕСТВО. Да отныне это ее удел. За время совместной жизни с Валерием она так привыкла думать о них двоих, в любом, большом и малом деле, то теперь она остро осознала, что слово МЫ в отношении его она больше никогда не скажет. Другого человека, который занимал бы столько места в ее жизни как он, у Алисы не было. Была Регина, были родители, но они не давали ей того чувства слияния с другой человеческой сущностью как муж. А сейчас его для нее уже нет, и она навсегда теперь одна.

      Эта мысль неожиданно пробила брешь в ее оцепенении, которое до сих пор не давало ей эмоционального выхода. Она почувствовала, как горячие слезы полились из глаз. Они были такими обильными, что она почти не видела дорогу. Пришлось съехать на обочину. Алиса сидела за рулем и отчаянно плакала. Рыдания сотрясали ее хрупкие плечи. Регина пересела к ней поближе и нежно гладила ее по спине приговаривая,– Поплачь, поплачь, маленькая. Вот увидишь, проплачешься, станет легче.

      Выплакавшись, и успокоившись, Алиса была так обессилена,