Пусть идет снег. Лорен Миракл

с номером телефона, и Дебби набрала его.

      – Я заставлю их разрешить тебе поговорить с родителями, – сказала она, прижимая трубку к уху. – Они понятия не имеют, насколько настойчивой… О, здравствуйте!

      Похоже, люди на том конце пытались спорить с Дебби, но она их одолела. Сэм был бы впечатлен. Она передала мне трубку и с улыбкой вышла из кухни. Стюарт подхватил извивающуюся Рейчел и вынес ее за дверь.

      – Джубили? – услышала я мамин голос. – Милая! Ты в порядке? Добралась до Флориды? Как бабушка и дедушка? О, милая…

      – Я не во Флориде. Поезд не доехал. Я в Грейстауне.

      – В Грейстауне? – переспросила она. – Добрались только до него? О, Джубили… где ты? Ты в порядке? Ты еще в вагоне?

      Был неподходящий момент, чтобы пересказывать все события последних двадцати четырех часов, так что я сократила историю и сгладила углы:

      – Поезд застрял. Нам пришлось его покинуть. Я встретила кое-каких людей. И осталась в их доме.

      – Людей? – В мамином голосе сквозили беспокойство и сомнение, не связалась ли я с наркоторговцами и растлителями. – Что это за люди?

      – Хорошие, мам. Мать и двое детей. У них есть коллекция «Счастливой деревни Санты». Не такая большая, как наша, но некоторые фигурки такие же. У них есть Магазин мармелада с полной выкладкой. И Пекарня. И даже Кафе Веселого человека первого поколения.

      – О, – с облегчением выдохнула мама.

      Думаю, по мнению моих родителей, чтобы попасть в команду «Счастливой деревни», необходимо обладать положительным моральным обликом. Асоциальные личности не будут тратить время на то, чтобы с любовью расставлять имбирных человечков на витрине Пекарни. И всё же многие именно это посчитали бы признаком чьего-то легкого помешательства. Видимо, что для одного человека – безумие, для другого – здравый смысл. К тому же было довольно хитро описать Стюарта как одного из двоих детей, а не как «парня, с которым я познакомилась в «Ваффл Хаузе», когда у него на руках были целлофановые пакеты».

      – Ты еще там? – спросила мама. – А как же поезд?

      – Думаю, всё еще стоит на месте. Вчера вечером он въехал в сугроб, электричество и отопление выключили. Потому мы и ушли.

      Опять-таки умно было сказать «мы» вместо «только я, и мне пришлось пересекать шестиполосную автостраду в метель». Но я ведь не солгала. Джеб с многочисленными Эмбер и Мэдисон прошли тем же путем, как только я проторила дорогу. Быть шестнадцатилетним подростком – значит виртуозно уметь редактировать диалоги.

      – Что… – как правильно задать своей маме вопрос: «Что там в тюрьме?»

      – Мы в порядке, – храбро откликнулась она. – Мы… О, Джули, милая. Прости меня за всё это. Мне очень, очень жаль. Мы не хотели…

      Я слышала: она вот-вот расклеится. А за ней раскисну и я.

      – У меня всё хорошо, – прервала я маму. – Эти люди действительно хорошо обо мне заботятся.

      – Можно с ними поговорить?

      «С ними» – значит, с Дебби, которую я и позвала. Она взяла телефон, и у них состоялся один из тех разговоров матери с матерью,