Иди по знакам. Игорь Колосов

раз. И ты увидишь, он больше не будет к тебе приставать. Я сам мог бы его ударить, но когда-нибудь меня не будет рядом, и ты должен научиться давать отпор.

      Стефан только мычал и качал головой. Отец несколько раз пихнул его: он хотел разозлить Стефана, растормошить, достать хоть сколько-нибудь злости из глубины его души, но тщетно. Похоже, этой самой злости у Стефана не было. Даже у Нины, у Адама, у Дианы где-то глубоко внутри злость была, но не у Стефана. У отца выступили слезы. Он попросил, чтобы Стефан защищался хотя бы ради своих брата и сестер, ради отца и матери, но и это не подействовало. Стефан пускал пузыри, качая головой, по лицу текли слезы и сопли, и мальчик начал подвывать. Отец, встав перед ним на колени, обнял его, сам разрыдавшись.

      – Прости меня, прости, – шептал он, пытаясь совладать с рыданиями. – Прости, мой мальчик. Делай, как знаешь, как велит тебе твое странное, но доброе сердце.

      Эта попытка стала единственной: в дальнейшем Стефана никто не пытался приучить к тому, чтобы он давал Марку сдачи, его просто защищали по возможности, хотя по мере взросления Марка это становилось все сложнее и сложнее.

      И Марк становился все более темной и мрачной тучей на небосклоне Стефана, эта был фатум, его Судьба, Чаша, которую необходимо испить до дна. Если бы Стефан мог говорить или каким-то образом логически проводить аналогии, пожалуй, у него возник бы образ Иисуса Христа, который при всем своем могуществе и знании, что его вот-вот арестуют, тем не менее, не покинул Гефсиманский сад. Это было весьма отдаленное сравнение, но… иного просто не было.

      Можно было подумать, что в образах, которые видел Стефан, Марк был причиной его смерти, но парадокс заключался в том, что, несмотря на громадное количество временных пластов и образов, Марк там появлялся редко. Он находился в затененной области, в реальности всегда выскакивал чертиком из табакерки, приносил хаос и боль. Он напоминал акулу в толще темной воды, которую видно в самый последний момент. Марк не поддавался никакому анализу, если бы этот анализ имел место в голове его жертвы, как не поддавался анализу для остальных образ мышления самого Стефана.

      Стефан не смог бы разобраться, как и почему попал в лапы Марку после продолжительного перерыва. Не потому ли и страх был таким мощным – скопилось ожидание? Стефан прятался от своего брата, желавшего ему лишь добра, но запросто дал поймать себя своему злому гению. Это могло получиться только нарочно, но для Стефана не было разграничений между понятиями «нарочно» и «неосознанно», все его существование проходило в иной градации, и даже пограничьем это нельзя было назвать.

      Нечто вынудило его покинуть свое неудобное пристанище в антенной части на уровне самой верхней площадки Башни. Стефан ютился там какое-то время после того, как оставил знак неподалеку от преграды, которую брат, Диана и сестры устроили на маршевой лестнице. Ближайшее будущее, настоящее и недавнее прошлое переплетались в невообразимой круговерти, и в какой-то момент он просто с опозданием осознал, что спускается. Нечто внутри,