Утоли моя печали. Сергей Алексеев

ты вообще, Бурцев! Это же вещдок! Ты чокнутый!..

      – Это не вещдок, Наденька, это настоящая живая вода. На экспертизу отправляла?

      – Разумеется!.. А если бы там был яд, Бурцев? У тебя что, с крышей плохо?

      Ему нравилось, что она перешла на студенческий жаргон и испугалась.

      – Живой водой не отравишься. Впрочем… Ладно, это все тонкие материи. Что показала экспертиза?

      – Ничего особенного… Обыкновенная талая вода. Ионы, соли и прочее. Отдай вещдок, пока не допил.

      – Погоди, Наденька. – Он спрятал флакон за спину. – Подчинись мне один раз! Единственный! У тебя болит спина. Вижу, не надо! Хочешь, сейчас боль пройдет. Ненадолго, потому что мало живой воды, но пройдет.

      – Перестань, Сергей Александрович. – Голос ее все-таки надломился. – Фокусник, тоже мне… Не верю в твои чародейства!

      – Ну один-единственный раз, Надежда! Как головой в омут, а?

      – Я все перепробовала. Даже Илизаров не помог…

      Она посидела, глядя перед собой, вздохнула с равнодушным видом:

      – Ладно… Что я должна делать? Лечь?

      – Заголи спину и сядь.

      Наденька сняла форменный пиджак, подтянула вверх юбку и села верхом на стул, подставила ему спину.

      – Шамань, шаман…

      Бурцев засучил рукава, бережно поднял белую форменную блузку и обнажил спину Наденьки, сразу же ставшую узкой и беспомощной. Пулевые ранения чистили и зашивали в местной больнице, и потому на нежной девичьей коже остались грубые, жесткие шрамы. Он осторожно набрал в ладонь воды из флакона и стал втирать в поясницу.

      И вдруг подумал: какова была бы физиономия у ее секретаря, зайди он сейчас в кабинет? Грозная начальница сидит с задранной юбкой и голой спиной, на которой не видно полоски бюстгальтера, а посетитель что-то там колдует…

      Даже захотелось, чтобы вошел, – неплохая месть за неласковую встречу и деготь в чашке вместо кофе…

      – И это ты называешь лечением? – не вытерпела Наденька. – Хоть бы пошептал что-нибудь для антуража…

      – Шептать буду на ушко, – проговорил он, испытывая волнение от прикосновений к ее телу. – Если Вадим Вадимыч уедет в командировку…

      – Раньше ты не говорил пошлостей женщинам.

      – Видишь, как опустился. – Он вылил остатки воды на ладонь и снова стал втирать – кожа и особенно рубцы шрамов поглощали ее мгновенно.

      Наденька неожиданно замолчала и замерла, облокотившись на спинку стула и положив головку на сгиб руки. Он почувствовал, как ей приятно; он знал, что ей приятно.

      – Здорово, если кто-нибудь войдет, – вдруг сказала она и тихо улыбнулась, – например, мой секретарь.

      – Я тоже об этом думал, – откликнулся он. – Но не войдет.

      – Этот не войдет. И никого не впустит… Слушай, Бурцев, зачем ты отрастил бороду? Без нее у тебя был такой… мужественный вид.

      – Знаешь, почему бояре сопротивлялись Петру, когда он стал резать им бороды?

      – Ну почему? Просвети глупую бабу.

      – Потому что в то время на Руси брились только голубые!

      – Какая