Архипелаг. Николай Побережник

эту конструкцию, скинув ее части на берег.

      – Сколько их? – спросил я.

      – Ту т двенадцать и в рубке трое, – ответил Алексей.

      Спустились в грузовой трюм, аккуратно переступая через высохшие трупы… мужчин, женщин и детей… возраст разный. Я присел, чуть приподнял туловище мужчины, на котором кроме джинсов ничего не было.

      – Они не весят ничего почти, – сказал я, поднял его и понес на берег.

      – Боцман, раздать шанцевый инструмент тем, кто в лагере, пусть сюда идут и копают… пять метров в длину, два в ширину, и доктора сюда, – сказал Иваныч в рацию, когда мы перетаскали всех на берег и положили в ряд.

      – Ну следов насильственной смерти нет, у этого только ссадины незначительные, – сказал Леха, сидя на корточках.

      – Вот-вот, – ответил Иваныч, нахмурившись, – идем, осмотрим все получше.

      Пока было непонятно, от чего погибли люди, была еда, даже не доеденная, в кастрюле на маленьком подобии камбуза в рубке, расходные баки были с пресной водой и еще были емкости с водой на борту, у рубки лежали рыбацкие снасти, в трюме были какие-то консервы. Вообще непонятно… Ну кончилась солярка, но они, судя по всему, в открытом океане шли под парусом. Интересно, самодельная мачта завалилась, когда они были уже мертвы? Хотя какая теперь разница?

      – Иваныч, ничего не понимаю. Отравились они все чем-то, что ли?

      – Кстати! – сказал Иваныч и направился опять обследовать камбуз, громыхая там посудой.

      Я тоже поднялся к рубке. Иваныч вышел на верхнюю палубу с большой алюминиевой кастрюлей, ковыряя длинным кухонным ножом останки однородной засохшей массы, в которой просматривались крупные рыбные кости и пара рыбьих же голов.

      – Знаешь, Серый, у японцев есть пословица – «Хочешь съесть фугу, пиши завещание».

      – Серьезно что ли? В ухе фугу?

      – Да тут уха из фугу, – ответил Иваныч и показал кусок сначала одной большой головы, а потом фрагмент поменьше, с характерными долотообразными зубами для «рыбы-собаки», как ее называют в Приморье.

      – Ах-ре-неть… – протянул я.

      К нам поднялся доктор и сказал:

      – Думаю, пару месяцев они уже мертвы… ну если учитывать погоду, то может чуть меньше.

      – Ясно, – ответил Иваныч, – они все ухой отравились.

      – В смысле несвежей рыбой?

      – Они уху приготовили, наелись, уха из фугу.

      – Это которая ядовитая?

      – Да.

      Доктор вздохнул, покачал головой и пошел обратно. Три человека уже заканчивали с братской могилой, и мы с Иванычем тоже вышли на берег.

      – Одно из двух, или они все действительно были не в курсе, что за рыбу они приготовили, либо это было массовое самоубийство, – сказал я.

      – Не знаю, Серый… не знаю, теперь это уже не важно.

      После похорон Иваныч отдал распоряжение своим механикам разбираться с плашкоутом, а мы занялись мероприятиями по плану. Я, Иваныч, Саша, Алексей и два его бойца, загрузив на тележку инструмент, канистру с соляркой и пару аккумуляторов, погрузились в «железнодорожный транспорт»