Время перемен. Сара Груэн

глаза, смотрю на Юджени и шагаю к двери. И тут в нос ударяет нестерпимая, выедающая глаза вонь.

      – Боже правый! – Я невольно отступаю назад, хватая ртом воздух. И дело не в том, что еще свежи воспоминания о «Факторе страха». От смрада, идущего из помещения, щиплет в носу, а на глаза наворачиваются слезы.

      – Да, знаю, здесь не слишком чисто, – безмятежно заявляет Юджени.

      – Не слишком чисто? – не веря собственным ушам, в растерянности переспрашиваю я.

      Моя собеседница смотрит под ноги не то с безразличием, не то с вызовом.

      Метнув в ее сторону уничтожающий взгляд, набираю в легкие воздуха и мужественно захожу внутрь.

      В самом конце постройки виднеется одинокое окошко. В льющемся через него тусклом свете различаю загородку и решаюсь подойти ближе.

      Это установленный в углу самодельный денник. К деревянному шесту кое-как прибиты гвоздями доски. В полумраке виднеется белая шкура и единственный горящий глаз. Я начинаю задыхаться, но не сдаюсь и пытаюсь заглянуть в щель.

      В импровизированном деннике обитает маленькое убогое создание не выше тринадцати ладоней в холке. Конское туловище покрыто грязью, а само животное поражает худосочностью, несмотря на огромное раздувшееся брюхо. Ног нельзя рассмотреть из-за толстого слоя навоза, скопившегося на полу.

      Я больше не в силах задерживать дыхание и глотаю ртом отравленный воздух. Потом поворачиваюсь к двери, где ждет женщина, которая довела несчастное животное до такого бедственного состояния.

      – Выведите его отсюда.

      – Что?

      – Прошу вас, поскорее выведите его отсюда. – На заплетающихся ногах выхожу на свежий воздух, сгибаюсь пополам и, упершись руками в бедра, стараюсь выровнять дыхание.

      Юджени на некоторое время исчезает, но вскоре появляется с покрытой узлами бечевкой в руках.

      – Что это? – недоумеваю я, показывая на непонятный предмет.

      – Недоуздок.

      – Ничего подобного!

      – Другого у меня нет.

      Юджени медленно, даже с некоторой робостью, подходит к деннику и долго возится с задвижкой, которую, по-видимому, заело. Едва она успевает открыть дверь, как томящийся в заточении пони вихрем вылетает на улицу, успев на прощание брыкнуть мне в лицо копытом. Уклоняясь от удара, я приваливаюсь к наружной стене.

      Прыти у пони хватает ненадолго, и, отбежав футов на тридцать, он резко тормозит у жалкого кустика травы.

      Его ноги покрыты черной грязью почти по колено, а тазобедренные кости выпирают, словно крылья, из-за огромного, не меньше чем у Мэйзи, брюха. Глаза смотрят настороженно, а похожий на веревку хвост описывает круги. На улице пони выглядит еще ужаснее, чем в деннике, и я про себя отмечаю, что оставлять его здесь на ночь никак нельзя. На пастбище со сломанным забором его не удержать, а отправить снова в добитый гараж рука не поднимается.

      Я оборачиваюсь к Юджени. Она ежится на ледяном ветру, кутаясь во фланелевую рубашку.

      – Ну, что? – спрашивает она, будто не понимает, в