Босиком по асфальту. Элеонора Фео

в крошечный клубочек и пролежать так как минимум до конца этого дня. Или недели, которая, к сожалению, только началась.

      На самом деле все непонятно.

      Я до сих пор ощущала этот вихрь негативных эмоций в груди после пробуждения в одной кровати с Воскресенским. И теперь, когда умудрилась встретить его в городе, чувствовала, что вихрь стал закручиваться лишь сильнее. Я не понимала, что двигало этим человеком, и не могла разобраться, чего он пытался добиться от меня. Это сбивало с толку, и я злилась на саму себя за то, что вообще думаю об этом. Что чувствую так много и позволяю негативным эмоциям взять верх над собой.

      Но я не хотела, чтобы Гита волновалась обо мне вместо того, чтобы хорошо провести время и повеселиться со своими старыми друзьями, поэтому кивнула головой и постаралась искренне улыбнуться.

      – Не переживай. Поговорим обо всем позже, ладно?

      Она поджала губы. И снова я увидела сочувствие в ее глазах. Это выражение делало ее взгляд слишком тяжелым.

      – Конечно. Прости, что не сейчас.

      – Холодный кофе с мятным сиропом и корицей для вас! – раздался звонкий голос улыбчивой девушки-бариста, прерывая наш с Гитой разговор.

      Мы обернулись почти синхронно. Девушка все так же широко улыбалась, когда я забирала у нее стакан и вытаскивала черную трубочку из множества других в подставке на краю столешницы.

      – Попрощаешься с ним? – поинтересовалась Гита, кивнув в сторону барной стойки, едва мы сделали несколько шагов от прилавка.

      Мне тут же захотелось прикинуться дурочкой или сделать вид, что я не расслышала ее вопрос, лишь бы только не отвечать на него. Мысль уйти и не вспоминать о Саше привлекала, но тут же подоспела другая: с моей стороны это будет слишком. Действительно слишком.

      Меня ведь никто не просит проводить с ним время или общаться. Банальная вежливость – сказать «до свидания, Саша». Или «прощай, Саша», что куда предпочтительнее.

      Я вздохнула. Слегка помешала трубочкой содержимое своего стакана и кивнула, косясь на Воскресенского. Он уже отложил телефон и, облокотясь локтем на стол, разглядывал просторное помещение.

      – Не помешало бы. Хотя бы сейчас.

      – Не поняла.

      Ах да. Она ведь не знает самого главного во всей истории. Почти ключевой момент.

      – Вообще-то, – протянула я, отводя взгляд в сторону. – Если быть до конца честной, то я ушла рано утром.

      – То есть он не видел тебя после всего того, что… – Гита старательно подбирала слова, – произошло?

      Я кивнула ей почти сокрушенно.

      – Не видел. Я ушла до того, как он проснулся.

      – Вот как! Он был настолько плох? – Вопрос был задан таким тоном, словно Гита спрашивала о погоде на завтра. Я же чуть не поперхнулась своим кофе, чувствуя, как начинают гореть собственные щеки.

      – Гита, ты шутишь? Господи, прекрати! Дело совсем не в этом.

      Но Гита продолжала подливать масла в уже пылающий огонь:

      – Значит, он был хорош?

      – Я этого не говорила, – быстро ответила я, пытаясь совладать со всеми эмоциями и изобразить