Чёрный Колибри. Эвер Грин

эту пачку, однако решил, что это будет бестактно, поэтому перевел тему разговора на более уместную в данной ситуации:

      – Скажите, когда вы впервые заметили у вашей внучки проявления душевного нездоровья?

      – Душевного нездоровья? – вскинула бровь Мадлен, – Я не считаю, что Ингрид нездорова. Она скорее непонята остальными. Я была такой же в молодости. Моим увлечением были птицы. Знаете, им ведь доступно то, чего не получить ни за какие деньги мира – полет. Птицы в любой момент могут улететь туда, где заканчивается горизонт, оставляя прошлое позади. Когда-то давно я мечтала изучать птиц, ездить в разные страны в погоне за новыми открытиями… Но моя мать быстро пресекла эту тягу, поспешив отдать меня замуж, пока я не наделала глупостей. Я все ещё скучаю по голубятне своего отца. Было непросто привыкнуть к Франции.

      Как быстро она открылась доктору. Такая искренность обычно не свойственна пожилым людям. Про себя Чарльз сделал вывод, что, вероятно, Мадлен просто не хватает общения.

      – Вы разве не француженка? Никогда бы не подумал, у вас совершенно нет акцента, – удивился он.

      – Годы практики, – улыбнулась женщина, – Хотя порой я забываю откликаться на собственное имя. Многие думают, что это старческое слабоумие, но они ошибаются. Я приехала сюда из Полтавской губернии. При разговоре французы постоянно коверкали мое имя, поэтому я решила представляться по-другому, – Мадлен мечтательно устремила взгляд в пустоту, будто бы предаваясь воспоминаниям об ушедших временах, – Странно, что я вообще говорю вам это. Лишь мой покойный муж знал эту историю.

      – Так как же вас зовут на самом деле?

      Она вновь улыбнулась:

      – Мирана.

      – Очень приятно, Мирана Лабониэр. Я ведь правильно произнёс? – стараясь изобразить украинский акцент спросил доктор.

      Внезапно в коридоре послышались шаги. Чарльз все-таки перехватил из руки Мираны сигареты и успел спрятать их в карман пиджака.

      – Благодарю, – проговорила женщина и поспешила удалиться, с опаской оглянувшись по сторонам.

      Альма Лабониэр подошла к доктору.

      – Простите, эти дворецкие ничего не могут сделать сами! – обреченно выдохнула она, – Все приходится контролировать. Ингрид ждёт вас на террасе. Я провожу.

      Когда они вошли на террасу, Ингрид стояла у небольшого крыльца, облокотившись на деревянные перила. Чарльз успел заметить летящую в кусты сигарету.

      – Пожалуй, я оставлю вас одних, – произнесла мадам Лабониэр и, кивнув доктору, вышла.

      Дождавшись, когда шаги в коридоре стихнут, Пинье произнёс, не скрывая лёгкой улыбки:

      – Так ведь и пожар устроить недолго.

      Ингрид ничего не ответила. На некоторое время повисла неловкая тишина.

      – У вас очень милая бабушка. Она просила передать вам это, – с этими словами доктор протянул девушке сигареты.

      – Благодарю. Только вы один считаете её милой, – сегодня Ингрид была холоднее, чем при первой встрече.

      – Но почему?

      Ингрид