Римский орел. Орел-завоеватель. Саймон Скэрроу

наставников-греков со всей их дурацкой влюбленностью в пышные словеса. Зачем, скажите на милость, они столь рьяно ее ему прививали? Разве может поэзия защитить человека от всего этого скотства, от происков самодурствующего начальства и от кулаков наглого и безмозглого перуджийца? Нет, нет и нет.

      Пиракс, склонив голову набок, прислушался, проворная игла в его руках застыла над швом. Он понял природу доносящихся сверху всхлипываний и сочувственно покачал головой. В армию, как правило, идут парни крепкие – уже закаленные, тертые, умеющие постоять за себя. Однако и им поначалу приходится нелегко, а что же взять с этого бедолаги? Совсем сопляк еще и вдобавок неженка, куда ему до других? Правда, кое-кто все-таки полагает, что солдатчина может делать мужчин из маменькиных сынков, но чаще все оборачивается много хуже.

      Паренек наверху всхлипнул снова.

      – Эй! – хрипло окликнул Пиракс. – Что с тобой? Ты мне руку сбиваешь.

      Катон пошевелился:

      – Я что-то расчихался. Прости.

      – Ага, – кивнул Пиракс. – Это бывает. Это немудрено в такую погоду.

      Катон утер лицо уголком грубого солдатского одеяла, делая вид, что сморкается.

      – Кажется, все.

      – Стало малость полегче?

      – Да, – отозвался Катон благодарно, потом спросил, чтобы поддержать разговор: – Где остальные?

      – В столовой. Играют в кости. Я тоже пойду к ним, как только закончу с шитьем. Хочешь пойдем туда вместе? Посидим, поболтаем с парнями?

      – Нет, спасибо. Мне нужно поспать.

      – Дело твое.

      – Скажи-ка… – Катон неожиданно повернулся и свесил голову вниз. – Этот центурион… Бестия. Он и впрямь такой скот, каким кажется?

      – А ты как думаешь? Бестия всегда бестия. Его за глаза у нас так и зовут. Но будь спокоен, ты у него не один. Он всех новичков гоняет до полусмерти.

      – Всех? – с сомнением переспросил Катон. – Но мне почему-то перепадает гораздо больше, чем остальным.

      – А ты чего хочешь? – буркнул Пиракс, затягивая концы узелка, чтобы тут же скусить их зубами. – Ты в лагере всего один день, а уже получил назначение, которого тут ждут годами.

      Катон внимательно оглядел собеседника:

      – Тебе это неприятно?

      – Конечно. Ты ведь еще совсем сосунок.

      Укол попал в цель, лицо юноши вспыхнуло, и он мысленно благословил царящий в помещении полумрак.

      – Это решение легата. Я его ни о чем не просил.

      – Просил не просил… все равно непорядок. Эта должность… она требует опыта, знаний, смекалки, а за что, объясни, ее дали тебе? Может быть, за прекрасные глазки?

      Юноша вновь покраснел:

      – Меня… поощрили. И вовсе не за прекрасные глазки, а за заслуги отца.

      – Ха! Поощрили!

      Высказавшись таким образом, Пиракс отложил в сторону превосходно заштопанную тунику.

      – Кстати, – сказал он уже от дверей, – ты смотри, не засни там… в одежде. Бестия терпеть не может неаккуратных солдат. А раз