Крыло бабочки. Юлиана Юрьевна Погосова

и продали свои дачи, или же их вынудили это сделать.

      Я еще больше округлила свои и без того круглые глаза и удивленно спросила:

      – Вынудили? То есть как – вынудили?

      – Да как тебе сказать, – Леша грустно покачал головой. – Вот, представь, живешь ты в своем домике на земле в несколько десяток соток, на небольшой земле…

      – И что, земля моя кому-то мешает?

      – Да не то чтобы мешает… Земля – то как раз и не мешает, она им очень даже кстати, но… без тебя.

      – Это как?

      – А вот так. Место здесь хорошее, от города недалеко, можно сказать, ближайшее Подмосковье, на твоей земле можно построить несколько благоустроенных коттеджей и продать их соответственно, вместе с землей, разумеется.

      – С моей землей!

      – С землей, которую ты им продашь, и она уже перестанет быть твоей.

      – А если я откажусь?

      – Тогда ситуация усложняется, но для тебя, а не для них.

      – Почему это?

      – Да потому, что они все равно найдут способ заставить тебя продать эту землю. К примеру, могут поджечь твою дачу так, что от нее останутся одни руины, и ты все равно будешь вынуждена продать хотя бы часть своей земли, чтобы покрыть расходы на строительство новой дачи, например.

      Я была изумлена до предела.

      – Леша, но это же… полный произвол!

      Леша только тихо усмехнулся и стал сосредоточенно рассматривать что-то у себя на большом пальце.

      – Ну хорошо, допустим, все так и происходит, и все всё знают, и никто ничего не говорит. Почему же тогда не уехали все дачники, вот ты, например, или моя подруга Лена?

      Леша почему-то смутился и ничего не отвечал, как будто обдумывал что-то, потом сказал:

      – А Лена тебе не рассказывала, что у ее родителей был огромный земельный участок, еще с советских времен, несколько десятков гектаров?

      Я удивленно покачала головой и тихо спросила:

      – Ты что, хочешь сказать, что с ними поступили именно так?

      Леша кивнул утвердительно.

      – Но тогда… – от возмущения я с трудом подбирала слова, – как же они могли допустить, это же произвол, почему они ничего не сделали, не пожаловались, есть же суд, в конце концов! – почти выкрикнула я, возмущение прорвалось и выплеснулось наружу с моим выкриком.

      Мне было странно, я не могла понять, родители Ленки – образованные, грамотные люди, как это вообще возможно, чтобы преступникам все сошло с рук?

      Я гневно посмотрела на Лешу и обнаружила, что он с живым интересом наблюдает за мной, ну, скажем, как если бы я была какой-то неведомой экзотической птичкой или неизвестной зверушкой, непонятно каким образом зашедшей в его гостиную во время воскресного обеда. Его интерес был настолько искренним, что мне вдруг стало смешно, и я громко засмеялась.

      Он очнулся от своих наблюдений за мной и тоже засмеялся с облегчением, видимо, я его только что здорово напугала своей воинствующей наивностью. Я, наверное, слишком непосредственно и живо отреагировала на его слова, но я действительно была возмущена: