Вампиры не стареют: сказки со свежим привкусом. Виктория Шваб

что нет, Лукас. Тебе лучше зайти в дом. – Ее голос добрый. Слишком добрый. Профессионалы говорят таким голосом, когда собираются сообщить дурные вести.

      Я замираю, не в силах к ней приблизиться.

      – Она в больнице? – спрашиваю я. Меня трясет. Когда меня начало трясти? – Можно мне ее увидеть?

      Делия потирает руки.

      – Почему бы тебе не зайти в дом? Мы можем поговорить об этом там.

      И я понимаю. Именно тогда я понимаю, что именно она собирается сказать. И я не хочу это слышать, потому что, когда я услышу, это станет правдой.

      Я шагаю обратно к машине. Делия окликает меня. Я отъезжаю от дома, возвращаясь обратно на дорогу. Не знаю, что я делаю, от чего убегаю, к чему убегаю. Я знаю только, что бегу.

      Похороны проходят быстро. Мама была удочерена, и у нее не было ни братьев, ни сестер. Повзрослев, она потеряла связь с приемной семьей, а мой отец в нашей жизни никогда не присутствовал, так что мы всегда были только вдвоем.

      А теперь остался я один.

      На похороны никто не приходит, кроме Делии из больницы и окружного инспектора, отдающего мне конверт, который я не хочу открывать, а также нескольких человек из церкви, которых я даже не знаю, но их присутствие кажется вполне уместным. Лэндри присылает соболезнования, но она в закусочной, занята работой.

      Когда все уходят и остаюсь только я наедине со свежей могилой в вечерних сумерках, появляется он. На нем всё те же ботинки, всё тот же деним, всё та же шляпа, которую он держит в худощавых руках. Бриз игриво взъерошивает его черные волосы. Тот же бриз, от которого у меня на голове воронье гнездо.

      – А где остальные? – спрашиваю я, стоит ему только приблизиться ко мне.

      Он встает рядом со мной, глядя на могилу моей мамы.

      – Я подумал, что будет правильнее, если здесь будем только мы с тобой.

      Я оглядываюсь. Смотрю на его изящный нос, пухлые губы. У меня сбивается дыхание, и он улыбается.

      – Парни иногда перебарщивают, – признается он. – Прости, если они напугали тебя.

      – Они спасли меня, – торопливо отвечаю я. – Вы спасли меня.

      – Джейсон Винтерс тебя больше не побеспокоит. – Он произносит это с такой уверенностью, что я почти ему верю. Но Джейсон издевался надо мной с четвертого класса. И он не прекратит всё это только потому, что ему так сказала пара ковбоев.

      – Он просто дождется, пока вы уедете, – тихо говорю я с ощущением, что разочарую его этими словами.

      Он смотрит на меня, прищурив глаза.

      – Ты и вправду особенный, Лукас. – Его голос меланхоличен, даже слегка взволнован, но я не думаю, что он имел в виду что-то оскорбительное.

      Мы стоим в тишине, пока я не говорю:

      – Я теперь один.

      – Необязательно.

      Это именно то, что я мечтал услышать от него, но не смел даже надеяться. Мне хочется крикнуть ему, чтобы он увез меня прочь из этого города, от этой закусочной, этих гопников и моего пустого дома. Но вместо этого я спрашиваю:

      – Что мне нужно сделать?

      – Разделить трапезу.

      – Что это значит?

      Он