Не идеальная я. Валентина Александровна Сегида

думала, что знаю.

      – Ты летаешь в облаках. Мне нравится, что в тебе нет изворотливости, лицемерия и лжи. И что ты немного отъехавшая. Но, прошу тебя, постарайся понять и меня.

      – Отъехавшая? Я? Да иди ты к чёрту! – я вскакиваю из-за стола и при этом рукой задеваю бокал с шампанским. Он падает и разбивается.

      – Сядь, пожалуйста, давай нормально договорим. Почему ты завелась?

      Подходит официант с новым бокалом, а уборщица пытается собрать осколки у меня из-под ног. А я в замешательстве – с одной стороны хочется сбежать отсюда, а с другой я понимаю, что с Валерой так нельзя. Но у меня столько злости на него, что я не знаю, как не перейти на оскорбления. Как не запустить в его улыбающееся лицо новый бокал. Я отъехавшая? Доля правды есть в его словах, и от этого мне ещё обиднее.

      Залпом выпиваю бокал шампанского и ухожу в туалет.

      – Очень тебя прошу, не сбегай через окно туалета в платье, на улице мороз, а гардероб в другом конце зала, – слышу слова Валеры, обращенные мне вслед.

      Я захожу в туалет и делаю то, что привыкла делать в сложных жизненных ситуациях, – звоню подруге.

      – Але, Машка, я неадекватная? Отъехавшая? Летаю по жизни в облаках?

      – Ну да, с тобой такое бывает. А в чём, собственно, вопрос?

      – Валера меня такой назвал. Он сказал, что ему стыдно друзей звать к нам в дом, там могу жить только я. А он терпит ради меня. А ещё он не сказал старшим детям, что разводится. А когда мы сегодня встретили его старых друзей, он им меня не представил.

      – Стоп, мать. Давай по порядку. Ты вообще где?

      – В туалете. В ресторане. Мне нужен совет, что делать?

      – А какие варианты? – сонным голосом растягивает Машка. Зевает, и я слышу на заднем фоне голос её мужа Олега: «Скажи ей, что она неадекват. Нельзя людям с маленькими детьми звонить после одиннадцати. Они могут спать».

      – Прости, ты спишь? Я очень извиняюсь, но мне без тебя никак.

      – Всё нормально, сейчас выйду на кухню, ты пока рассказывай, – слышу, как Машка кряхтит, встает и что-то бубнит Олегу.

      – Да, что рассказывать, я в истерике. Мне так обидно.

      – От чего тебе обидно?

      – Что он называет наш дом жизнью «Рай в шалаше».

      – То есть из всех сегодняшних событий главное, что тебя волнует, что он не разделяет твоей любви к дому?

      – Получается, что так.

      – Я б там тоже жить не стала, но вполне допускаю, что прелесть жить в атмосферном месте присутствует. Ну и он же там с тобой живёт! А это главное. Про друзей – хрен знает, надо разобраться, насколько они ему важны. Но так-то симптом не очень. А про то, что не говорит детям про развод, – это понятно почему.

      – Мне непонятно, объясни? Им дохрена лет, и они каждый живут свой жизнью: один в Калифорнии, а другой в Лондоне, точнее, другая. Дочь. А встретили мы сегодня крёстного этой самой дочери. Я понимаю, что есть семилетняя Соня, и у меня нет вопросов, почему он ей ничего не говорит. Почему для нее он создает картинку счастливой семейной жизни. И я бы сама за