Апология дворянства. Александр Никитич Севастьянов

фрейлин и придворных дам кокошник с белой вуалью для замужних женщин и повязка, также с вуалью, для девиц. Установленный Николаем I тип парадного костюма в русском духе в общих чертах сохранялся до 1917 года, меняясь в соответствии с особенностями модного силуэта того или иного времени лишь в деталях»132.

      Николай Первый, не доверявший русским дворянам, что неудивительно, учитывая семейную историю и обстоятельства его восшествия на престол в день декабрьского восстания, всю жизнь осознанно приближал к трону остзейских баронов, вообще немцев, опирался на них. Это вызывало великое раздражение у русских дворян. Подчеркнутая ставка на внешние проявления русскости была поэтому необходима императору для «политического баланса». Но возможно, русофильство царя Николая Первого было отчасти искренним, поскольку именно в его царствование сложилась, отчеканилась нетленная триединая формула российского государственного строя: православие, самодержавие, народность, перевратившаяся в подлинную идейную доминанту эпохи. Она ко многому обязывала не только подданных, но и самого монарха. Следовало соответствовать ей не только придворным антуражем, но и вообще всей культурной политикой. Считая увлечение Западом одной из главных причин возникновения феномена декабризма133, Николай полагал необходимым противопоставить этому русское национальное начало, а значит – русскую историю и традиционное русское искусство.

      Что же касается русского образованного общества тех лет, то решительный поворот в отношении к Древней Руси связан, как известно, с трудами историка Н. М. Карамзина, «открывшего» соотечественникам их собственную страну, как Колумб Америку (Пушкин). Его «История государства Российского» была выпущена в публику в 1817 году. Это немедленно отразилось в искусстве: вскоре Михаил Глинка ставит оперу «Жизнь за царя» про подвиг Ивана Сусанина, Академия художеств начинает поощрять живописцев, работающих над воплощением сюжетов из русской истории, царь Николай со своей стороны старается подвигнуть их к тому же (так, он советует Александру Иванову написать крещение Руси, а Карл Брюллов пишет для царя огромное полотно на тему мужественной борьбы осажденного Пскова с нашествием Батория), в творчестве Алексея Венецианова обретает полноправие русский национальный костюм и народный типаж, Пушкин создает своего «Бориса Годунова», Загоскин – «Юрия Милославского» (интересно, что Фаддей Булгарин за критику на этот национально-патриотический роман был в 1830 году посажен на гауптвахту по личному распоряжению императора). И т. д.

      В одном из писем тех лет Пушкин метко пишет о «контрреволюции» Николая, противопоставляя его реформатору-революционеру и одержимому западнику Петру Первому. Сегодня можно подтвердить эту характеристику, ибо ясно, что именно в годы николаевского правления вчерне совершился и даже юридически оформился переход от европейского классицизма к начальному Русскому Ренессансу. Чтобы это

132

Кириченко Е. И. Русский стиль… – С. 91.

133

На самом деле декабристы относятся к наиболее ярым сторонникам русского национализма (недаром Рылеев устраивал у себя «русские вторники», Пестель показательно назвал свой политический шедевр «Русской Правдой», а А. Бестужев признавался на следствии, что «в преобразовании России <…> нас более всего прельщало русское платье и русское название чинов»). Но торжество русского духа они понимали иначе, чем Николай, и их генетическая связь с французским Просвещением, вольтерьянством, Великой Французской революцией также, разумеется, имела место быть. Подчеркнутое показное русофильство Николая, таким образом, следовало мейнстриму русского общества, устремившегося к своим корням, с одной стороны. А с другой – делало осознанный упор на, как теперь сказали бы, «национализацию элит».