Сходник. Влад Ростовцев

некогда обуздавшей злокозненного Булгака, их резвый поводырь тут же и обернулся, явно отслеживая.

      И огорчило Молчана оное свидетельство безусловного недоверия к тем, кто идет следом, присущего всем без исключения сходникам. «Плюгавец, а дело знает! Еще и подслушает! – подумал он с укоризной нижнему чину невидимого фронта. – Придется повременить с оповещением Забоя».

      А завернув в третий уже проулок, почти сразу и встали они, уткнувшись в тупик. Прямо по курсу следования предстал вельми протяженный частокол из заостренных поверху тесаных бревен вышиной в два мужских роста. Нечасто встречались подобные конструкции в весях вятичей – токмо у самых зажиточных либо приближенных к Высшему совету старейшин. Молчан наблюдал таковую же пред жилищем Путяты и не сомневался, что с тыльной стороны скреплена она горизонтальными опорными перекладинами.

      Подойдя к плотно подогнанным на входе створкам, вожатый приступил колотить по ним десницей, явно преодолевая желание шарахнуть и ногами.

      Отозвались не сразу. И Молчан вполголоса успел довести до Забоя двуединую установку. Во-первых, непреложно бдя, никого не подпускать себе за спину, поелику мигом вырубят, врезав по затылку аль почкам. А услышав команду «Бей!», сразу же сбивать оземь, оставляя при том живыми, однако не заморачиваясь числом заваленных: елико ни рухнут, так тому и быть!

      Тут и услышали они приближение грузной поступи.

      – На березе рыжики! – басовито раздалось с иной стороны ограды.

      А на дубе грузди! – последовал незамедлительный ответ.

      – Лучше горох спозаранку, чем рябчик за полночь! – провозгласил невидимый бас.

      – А еще милей – с молодкой на сеновале! – отстоял посланец от Будимира примат возвышенного над бездуховностью желудочно-кишечного тракта.

      Хотя далеко не факт, что мнение анонимного автора сего замысловатого конспиративного отзыва либо цельного авторского коллектива – тоже потаенного, являлось истиной в последней инстанции. Не зря ж и Молчан усомнился!

      Ибо многие индивидуумы мужского пола, ущербные по части чувственной романтики, наверняка склонились бы к житейскому выводу польского Станислава Ежи Леца, обозначенному тысячелетие спустя: «В борьбе между сердцем и головой всегда побеждает желудок».

      Да и то баять, о схожем глаголет и присказка отечественного происхождения: «Живая душа калачика просит». Заметьте, что вожделеет она свежей выпечки, а отнюдь не пылких объятий…

      На том и завершился обмен секретными словами. И заскрипел засов.

      Отворявшим оказался крепыш, с виду не моложе Молчана, облаченный в зипун недавнего на пригляд пошива, застегнутый на крючки и надетый поверх красной рубахи. Справными смотрелись и его сапоги. Колпак из доброго сукна был оснащен меховой опушкой.

      А на поясе, обязательном для каждого вятича взрослых годов, выглядывала из прикрепленных к тому ножен, обтянутых кожей, массивная деревянная рукоять с удлиненным черенком, столь отполированная