Дневник Евы Хейман. Агнес Жолт

вот прямо гордится, что его зять четыре месяца отсидел в тюрьме. Дядя Шапира, учитель французского в нашем лицее, сказал мне на большой перемене, что дядя Бела благодаря этому, может быть, станет большим человеком, когда война кончится. Дядя Бела и сейчас большой человек, он очень много книг написал, только мне их читать не разрешают, мол, ты их все равно не поймешь. Хотя я вот читаю же Мора Йокаи и Кальмана Миксата, да и у Шекспира всё понимаю. Раньше дядя Бела писал передовые статьи в газете «Уйшаг», но их я в самом деле не понимаю. Правда, тогда я была совсем маленькая; а позже, из-за еврейских законов, статьи на первой странице стали писать другие. Но это я уже и не пыталась читать.

      Раньше на дне рожденья у меня всегда были гости, но в прошлом году ко мне пришли только две лучшие подруги: Марица Кечкемети, моя двоюродная сестра, и Анико Пайор; ну, и Аги была, конечно. Бабушка сказала, она не позволит нам устраивать целый прием, а то соседи скажут, ишь, дескать, у еврейских детишек – прямо пир горой. Правда, у нас христианка только Маришка, наша кухарка, и еще Юсти, гувернантка. Но они такого, конечно, не скажут. Маришка, та и раньше всегда служила в еврейских домах, потому что там прислуга ест то же, что и хозяева. Маришка говорит, это у арийцев прислуге другая еда положена, а она терпеть такого не может. Юсти же обожает евреев, она в свое время еще Аги воспитывала, вообще она всегда у нас была. Юсти я люблю больше всего на свете, даже, может быть, больше, чем Аги. Юсти – немка, вернее, австриячка, мать у нее живет в Книттельфельде, но она все равно больше всего на свете ненавидит немцев, то есть не немцев, а Гитлера и его приспешников, они все нацисты, а лучше сказать – эсэсовцы. Сегодня Юсти целый день будет у нас. С тех пор как Фольксбунд запретил ей жить у евреев, она пошла гувернанткой к двум маленьким арийцам на хутор. Знаешь, милый мой Дневничок, тот день тоже невозможно забыть, когда Юсти, по распоряжению Фольксбунда, пришлось расстаться с нами и уехать на хутор, к семье Порослаи. Прошлым летом я несколько дней провела у них на хуторе, и дядя Порослаи со мной разговаривал очень ласково, но Юсти знает, что он евреев ненавидит. Тетя Порослаи евреев не ненавидит, потому что она очень набожная католичка, дядя Порослаи тоже католик, но все-таки ненавидит, хотя мне он этого и не показывал. К ним вдруг приехали гости, и Юсти тут же меня увела из дома, потому что там были секретарь управы и учитель, и они прямо при мне стали ругать евреев, жидами их называли. А еще я случайно услышала, как дядя Порослаи сказал тете Боришке, жене своей, что я пока что очень миленькая девчушка, а когда вырасту, еврейская порода вылезет наружу. Я, правда, так не думаю, потому что папа мой, Бела Хейман, он точь-в-точь как ариец. Такой же стройный, высокий, с голубыми глазами, как в «Сигнале»[8] – типичные арийцы. Мой красивый, голубоглазый папа даже теперь, все еще, любит венгров и арийцев, и в кондитерской «Яппорт» он часто сидит с ними за одним столом. Папа в самом деле выглядит, как ариец, он очень красивый, но Аги его не любила, вот почему они разошлись. Ты, Дневничок, ничего об этом, наверно, не знаешь, ведь

8

«Сигнал» («Signal») – глянцевый пропагандистский журнал, издававшийся в Германии на многих европейских языках в 1940–1945 гг.