Аллергия на ложь. Рина Осинкина

меховых животных завела?» – удивилась Влада.

      «Ну да. Их клетки в полуподвале, в котельной. Антону туда ходить и незачем. А в котельной много места свободного осталось. Думали раньше, что углем топить будут, чтобы не зависеть от перебоев электричества. Там даже чулан угольный отгородили, но он пустой. Потому что незачем углем запасаться, если газ провели. А кроликов она для Антона решила разводить. Из-за его пищевой непереносимости какой-то. Вроде другого мяса ему нельзя, а мужику без мяса никак, вот Евгения Петровна и придумала звероферму в подвале».

      И вот сейчас эта преданная и надежная женщина стоит напротив Влады, мнется, переминается, и лица на ней нет.

      – Как такое случилось, что вы не знаете, где Иван? – разволновалась Влада, досадуя на медлительность бобровской домработницы и отчетливо понимая, что та вовсе не обязана выкладывать, какая беда произошла в доме хозяина.

      Хотя почему непременно беда? Пустяк какой-нибудь, недоразумение, а Евгения Петровна элементарно боится взбучки, как и любая прислуга на ее месте.

      – Я… Кажется… глупость сморозила… насчет стульев… Извините… Я с утра растрепанная немножко.

      Она прерывисто вздохнула.

      – Видите ли, я вчера душ перед сном принимала, голову помыла… Сижу с чалмой из полотенца, в халате… Тут Ванечка входит на кухню и говорит, что позвонил ему какой-то мужчина и велел срочно ехать на Курский вокзал, потому что он, мужчина этот, уезжает через полтора часа, а у него важный документ, который может нашего Антона из беды выручить. Я ему говорю: «Ваня, милый, ну из какой беды? Все у Антона Дмитриевича в порядке, успокойся, спать ложись лучше». А он не послушал. Сказал, что ему все равно нужно завтра в Москву, поэтому он лучше сегодня поедет, чтобы не мотаться. И ушел. Я переоделась, в гараж кинулась, чтобы догнать, а у моей «Шкоды», оказалось, колесо спустило… Побежала пехом, да какой там… Звонила ему на мобильный, звонила, трубку не берет. Вернулась домой, под утро только заснула, все его ждала. И проспала, вон, до десяти аж. А тут Антон приехал, хоть и говорил, что через неделю только вернется. Я так обрадовалась, но и страшно стало, все же беда-то какая… Не досмотрела… Он же мальчика нашего как любит, хоть и не родной тот ему… Сейчас он меня отправил в Москву, чтобы я в Ванину квартиру наведалась. Надеется, что он там переночевал. А сам Антон Дмитриевич не может сейчас со мной поехать, у него слушание в суде на одиннадцать тридцать назначено. Сказал, что после суда сводку происшествий запросит. У него в железнодорожной полиции знакомые есть, так они предоставят.

      На Ваню охоту объявили? То электронные письма неизвестно от кого, то звонки мужским голосом. И все на одну тему – встретиться, причем срочно и неотложно. Подростка явно выманивали из дома.

      Сердце царапнула тревожная мысль, точнее – воспоминание.

      Дня три назад Иван, жестикулируя и выпучив от негодования глаза, живописал, как в кабинете опекуна застукал дядю Гену Шабельникова.

      Геннадий Михайлович – правая рука