По естественным причинам. Врачебный роман. Нина Люкке

сижу в кресле, смотрю на нее и осознаю, что боль, которую она сейчас ощущает, для нее совершенно реальна. Она вовсе не притворяется и не пытается себе ничего внушить. Самые настоящие слезы струятся по пухлым румяным щечкам, и если бы было возможным измерить эту абсолютно субъективную боль, переживаемую этой молодой женщиной, то она бы многократно превзошла реакцию онкологической больной, которая только что узнала, что ей осталось жить всего пять месяцев.

      – Вы обсуждали это с родителями?

      – Да, но они только говорят, что мне необязательно ехать, что я могу…

      Снова всхлипывания. Я молчу и просто смотрю на нее взглядом, который, надеюсь, может быть воспринят как нейтральный.

      – Они го-о-ворят, что я мо-о-гу остаться дома. И что они по-по-едут без меня.

      Между словами она хватает ртом воздух, словно маленький ребенок во время рыданий.

      – Мне страшно. Я по-очти не сплю. С тех пор, как я окончила школу, я как минимум дважды просыпалась посреди ночи и не могла уснуть.

      Опять всхлипывания.

      Наконец она успокаивается, я советую ей не брать мобильный телефон с собой в спальню, спать в темноте и прохладе, не пить кофе после трех часов дня, побольше гулять в светлое время суток, заниматься спортом и тому подобное. Вдобавок я рекомендую ей записаться к окулисту и проверить зрение.

      Она уходит. Я сижу и смотрю в окно.

      «Но она – не типичный случай, – раздается из угла. – Твоим дочерям бы никогда не пришло в голову вести себя так. К тому же у тебя по-прежнему есть твой кабинет, твоя форма, все это, и тебе здесь хорошо. Тебе здесь нравится. Тебе здесь комфортно. А вот все остальное для тебя было тяжело».

      Если бы я не знала Туре так хорошо, то подумала бы, что он пытается меня утешить. Но единственное, что нужно Туре, – это чтобы я была в форме и полной боеготовности; он начинает нервничать, если видит, что я готова опустить руки. Так же как кошке неинтересно играть с мышкой, которая не двигается и не сопротивляется, Туре скучно стоять в углу и разговаривать с самим собой.

      «Например, в Гренде зачастую было непросто, – замечает Туре. – Не забывай об этом».

      Возможно, однако, хотя раньше я не могла понять, как оказалась здесь, а теперь не понимаю, как могла так долго терпеть жизнь там, меня никогда не тянуло никуда так сильно, как в Гренду. Всякий раз, подходя к дому, я говорила себе: «Как же мне повезло, что я живу именно здесь!» В Гренде все были молоды и здоровы, ни у кого не было проблем с законом и наркотиками, никто не бил своих детей. Все работали, все были экспертами в своей области или же вот-вот должны были ими стать. Когда мы только заселились, большинство соседей находились в начале своего профессионального пути, но спустя каких-нибудь десять лет Гренда кишела известными журналистами, писателями, редакторами, политиками и профессорами – людьми, имевшими вес в Стортинге, издательствах, газетах, на радио и телевидении. Если один из наших продуваемых сквозняками домиков вдруг выставлялся на продажу, цена за квадратный метр, по крайней мере начиная с 2000-х, была настолько высокой – иной