Блеск золотых куполов. Валентин Колесников

издевались. Меня бояться. Юру еще считали середняком, искоса поглядывая на меня, наступали иногда.

      Григорий вернулся из курилки и подошел снова ко мне:

      – Ты знаешь, кто у этого Юрки отец?

      – Нет. А, что? – нарочито строго спросил я.

      – Он директор ювелирной фабрики "Изумруд", где делают эти галантерейные побрякушки с искусственного стекла, цветные безделушки, никому не нужные.

      – Ну, и что с этого?!

      – Что-что, а то, что на Борщаговке живет (жилой район Киева) и носит ему каждый день курочек, запеченных в духовке, компоты из ягод, апельсины, мандарины, и блоки сигарет. – Сказал Григорий, алчно заглядывая мне в глаза.

      – Ну, и что ты мне хочешь этим сказать?! – раздраженно спросил я.

      – А то, что ты, наверное, из-за этих апельсин с ним и дружишь?

      – Козел ты, Гришка, хоть и герой Авгана!

      – А ты! – он запнулся, и, заикаясь, добавил:

      – Я, я, я, в, в, вам бока, обоим бока намою!

      Я глядел на его хитро смеющуюся физиономию и сказал: – Ты, Гриша, прямо сказал бы, что у Юры есть блок "Мальборро". Так-то, и так, угостите сигареткой.

      От этих слов Григорий засопел и отвернулся. На его спине под форменной тельняшкой зашевелились бугры крепких мускулов тренированного тела десантника.

      – Нечего мыльцами играть, я не голубой. На вот возьми. – Я протянул ему пачку сигарет.

      – Возьми одну, пока Юрка не видит.

      Григорий взял сигарету и вышел. Через некоторое время с утренней гимнастики явился Юра.

      – Опять Мальборро у Гришки?

      – Ну, угостил убогого. – Оправдывался я, – Что жалко?!

      – Да нет.

      Юра был не жадный парень и привязался ко мне, потому, как мне казалось, во всем, среди этих контузников было легче держать их в узде.

      Однажды к нам в палату на место отсутствующего Григория, по причине перекура, медсестра поместила на его койку вновь прибывшего контуженого сержанта десантника из роты разведки. Он весь вздрагивал и лежал на застеленной кровати Григория притихшей скомканной ветошью, собранных кое-как в человеческое тело костей. Рядом у стенки палаты пустовала приготовленная ранее для него койка. Григорий, докуривший Мальборро, вошел в палату и с удивлением обнаружил на своем месте чужака.

      – Эй! – с вызывающим возмущением воскликнул, – Это мое место!!!

      От этого неожиданного окрика живые кости стали трястись. Пружины кровати завизжали, как раненный зверь. Но вновь прибывший десантник не сдвинулся с места. Григорий с налитыми кровью глазами и со сжатыми кулаками двинулся к лежащему больному с громким командным голосом: – Я кому сказал?! – заорал взбешенный Григорий, – Перебирайся под стенку! Там твоя койка!

      – Э – а! А – э! – зашевелился спортивный костюм, издавая не членораздельные звуки, и койка под ним затряслась. Гришка чуть не плача протянул:

      – Я тебя сейчас бить буду!

      Эти слова на новичка произвели эффект, как от взрыва