Четыре серых цыпленка Мистера А. Генри Ким

Люся! Короче, я тут прочитал в газете, что золото скоро подорожает. Золото, говорю, подорожает! Короче, ты это… Ну его диван этот, ты цацки свои пока не продавай, я рейку прибью новую, ещё будет держаться. Алло! Люся? Не трогай брюлики, твою мать, я сам отнесу! Не трогай, тебя же там… обманут, как пить дать! В золото, говорю, будем вкладываться, дура!

      Девушка в серой шапке, в отличие от вперивших взгляды в орущего господина людей, даже не глядела по сторонам, всецело посвятив себя облизыванию крышечки йогурта. Словно кошка, только с толстым лицом и нарумяненными милыми щёчками, пухлыми ручками с короткими пальцами и глубоким вырезом на ягодной кофте, выглядывающим из-под расстёгнутой куртки, она покачивала головой и мурлыкала от потребляемого ей лакомства. Достав из сумочки книгу, девушка прижала обложку к ноге так, что увидеть название не представлялось возможным, и перелистала почти до конца все страницы.

      «Наверное, – предположил Рим, – она тоже часто сидит в очередях».

      Крупный мужчина, расположившийся напротив девушки, в рубашке с расстёгнутыми двумя верхними пуговицами, открывающими невинное детское, но расчёсанное красное тело, словно он носил свитер на голую кожу, протянул девушке платок, чтобы она вытерла подбородок. Она сделала это так сексуально, что мужчина покраснел ещё больше.

      Входная дверь резко открылась, и в приёмный кабинет «Центра занятости населения» ворвалась, словно ветер, выбивающий створчатые окна в штормовую ночь, работница кабинета с пакетом еды из близлежащего кафе. Люди заёрзали на стульях, побросали журналы, затеребили в руках справки, которые могли их денежно вознаградить, и по всему коридору нестройным хором разнеслись возгласы в духе «наконец-то» и «сколько можно ждать». Почти все навострили носки ног в сторону вновь обретшего жизнь кабинета, и гул задрожавших коленок защекотал барабанные перепонки в ушах. Волоски внутри закачались волной, а напряжение в помещении возросло – кто угодно мог пролезть без очереди, и каждый был готов его остановить. Воздух наэлектризовался. Все были на взводе. Мамаши в растянутых майках покрепче прижали к грудям младенцев, мужчины с вдавленными в череп глазами нахмурили брови, дети под яростными взглядами родителей перестали ползать под диванами и спустились с потолка. И только девушка с жёлтыми зубами, серыми волосами, в расстёгнутой куртке мерно покачивала носком полусапожка, устремлённого в потолок.

      Возбуждённые посетители следили за работницей, и та, вероятно, чувствовала себя неловко под пристальными взорами крысиных глазок. Она не переставала взмахивать руками, перебирать папки с документами, шуршать бланками. Её коллега, её зеркальная копия, брюнетка в строгой одежде с волосами в пучке, собиралась обедать и набирала кипяток из кулера в кружку. Женщина нервничала, её кожа становилась влажной под пронзающими копьями глаз, словно она всем телом нависала над дымящейся кружкой. Она никогда, сколько раз Рим сюда ни приходил, не работала с людьми, только с бумагами, но людские взгляды впивались в неё жёлтыми