Любовь@. Наталия Бравая

был большим любителем поэзии, но они его зацепили.

      Пусть ангелы хранят твой дом.

      Они, конечно, пошутили,

      Меня в берлогу заманили,

      И вот! Который вечер пьём

      Вино из непонятных ягод.

      Каким бальзамом (или ядом)

      Мы упиваемся вдвоём?

      Что есть Конец и что Начало?

      О чём дитя в ночи кричало?

      О чём старик в ночи молчал?

      Оно не знало, он же знал

      Благословенья и проклятья,

      И в дырах, и из шелка платья,

      И aд, и рай, и сон, и явь…

      А вот теперь и ты представь:

      Что есть Начало и Конец?

      И где терновый тот венец?

      И где тот крест? Он здесь, с тобой!

      Ты только встань, глаза открой…

      Ощущение было странным, захотелось увидеть автора. Глянул и обалдел – Феррари. Женщина на фото не шла – она летела. Тонкое зелёное платье, похожее на греческую тунику, еле поспевало за ней. Потом объяснила, причина самая прозаическая – оставленный под запрещающим знаком автомобиль. Локоны цвета старого золота, под стать им туфельки и сумочка. Глаз невозможно оторвать. Всю неделю Серега рассматривал фото, и лишь потом прочитал анкету. Вначале что-то вроде девиза или кредо – всего два слова: «Любовь вечна…» Дальше возраст, образование, увлечения: «Пишу стихи, роман о романе в сети»; ещё пара фотографий – на лавандовом поле в длинном цветастом платье. Неслышно подошла молодая невестка (закрыть не успел), заглянула через плечо.

      – Кто это?

      – Не знаю, – честно признался Серега, – а что ты можешь сказать о ней? Как она тебе?

      – Могу сказать сразу, это женщина дорогая!

      – В каком смысле?

      – Хорошо живёт. Обеспеченная, состоятельная, и не факт, что за чужой счёт.

      – А как ты все это определила? – удивился Серега.

      – У неё глаза спокойные, походка уверенная и вообще, она себе знает цену. – А здесь? Смотри – она в поле, простое платье, гладкие волосы…

      – Ну, не скажи, совсем оно и не простое – это шёлк или поплин. А как сидит! Это havte couture.

      – Что?

      – От дизайнера. И волосы… Чтобы лежали так просто и гладко, должен поработать хороший мастер.

      – Надо же, как у вас, женщин, всё сложно! А как ты думаешь, что она здесь ищет?

      – Думаю, ничего. Просто хвастается.

      Обычно Серега не писал первым. В редких случаях – и наверняка. Не комплименты, что-нибудь нестандартное. Вот и сейчас комментарий под лавандовой пасторалью: «Нет, нет! Это не Петербург».

      Ответит, не ответит? Ждал с нетерпением. Ответила:

      – Франция. Прованс, деревня Иль-сюр-ля-Сорг.

      – Вы там живёте? (Такая могла жить где угодно, хоть в космосе).

      – Нет, конечно. Я живу в Петербурге, а сюда прилетела на фестиваль лаванды.

      – Специально на фестиваль? И Вам не лень?

      – Что Вы! Ради этого можно отправиться куда угодно! Представьте себе: восемьдесят процентов всей лаванды растёт в Провансе. Она цветёт не одновременно, а продвигаясь на север. А я следую за ней, останавливаюсь в маленьких гостиницах, гуляю по полям – это сказка! Фестиваль вообще особое зрелище. Собираются местные жители, гости, все веселятся, как дети. Песни, танцы под народные инструменты, ярмарка, мастер-классы. Я сама однажды сварила мыло. Здесь даже делают лавандовое мороженое, не говоря уже про парфюм. А начинают убирать урожай руками и серпом – традиция такая. Потом, конечно, техникой, но начало старо, как сама лаванда.

      – А я собираюсь в Израиль, – сообщил Серёга. Ему захотелось соответствовать.

      В Земле Обетованной живет друг детства Аркаша. Они были соседями по коммуналке: Серёгина семья – мать, отец, сестрёнка, братишка и семья бухарских евреев – тётя Дора, дядя Миша, Аркаша и младший Яша. Братья отличались, как день и ночь. Яша, кудрявый красавец, на голову выше старшего брата, весельчак и «шухерила», умилял родителей красотой и огорчал поведением. Был он «исторической личностью» – постоянно влипал в нехорошие истории и Серёгу за собой тащил. Но вовремя подоспел отцовский ремень и прекратил опасную дружбу.

      У Яши появились новые дружки, и закончил он плохо. Как вообще в приличной еврейской семье мог появиться такой вот мальчик? Ходили слухи, будто Яша вовсе и не дяди Мишин, а отпрыск прибывшего в короткий отпуск моряка, сына цыганки Эльвиры. Якобы наткнулся морячок на Дору, когда та стирала в ржавом корыте бельё, закрыл дверь в ванной на крючок, а молодая Дора то ли постеснялась звать на помощь, то ли не захотела. Как там было, неизвестно, сор из семьи не выносили, детей любили одинаково. Дескать, что в нашем гнезде, то и наше.

      А вот Аркаша, тихий толстый мальчик, не то чтобы не в себе, а так – не от мира сего – был точной копией отца. Толпа над ним посмеивалась, но открыто издеваться опасались, боялись