ЖД. Дмитрий Быков

сердито, злясь на себя и на него: признания вообще были не в ее стиле. – Я все эти ночи… и частично дни… пытаюсь тебе втолковать доступными мне способами, что никого, кроме тебя, мне не было бы нужно на свете, ни в моем fucking прошлом, ни в моем fucking будущем.

      – Что fucking, это точно, – заметил он и получил подзатыльник.

      – Русская свинья… Ты ни черта не хочешь понять. Есть вещи, которыми я не распоряжаюсь, есть история, в конце концов… ты что-то должен в ней понимать, если не врешь… Я не знаю, сколько у нас там – месяцев, лет… Знаю, что все ненадолго, ну и только. И не говори со мной больше об этом. У нас с тобой не как у русского офицера с немкой, а как у Монтекки с Капулетти, если хочешь. Когда мы придем, я тебя пощажу.

      – Женька! – Волохов уставился на нее, уже спокойную и почти веселую. – Ты что… всерьез думаешь, что вы придете?

      – А куда же мы денемся, Вол? Каганату пыхтеть осталось совсем мало. Каганат просто не протянет ближайшие десять лет. Да и у вас там дела не лучше. И после этого у нас с тобой так же ничего не получится, как у аристократки с разночинцем, которые случайно росли вместе, а потом встретились году в восемнадцатом. Есть вещи непреодолимые, еще удивляться будешь.

      – Уже удивляюсь.

      – Чему? Глубине моего цинизма?

      – Это не цинизм, это ум. Ты умная девочка.

      – Спасибо, ваша светлость.

      – Скажи… а меня тогда не будут пускать в кафе, да? Как представителя некоренной национальности?

      – Что за ерунда. Здесь же тебя пускают?

      – Здесь не все рассуждают, как вы с Эвером.

      – Во-первых, здесь просто не все признаются. А во-вторых, возвращаться ведь тоже будут не все. Кто-то наверняка останется или поедет ассимилироваться на историческую родину. В Марокко там… Но среди ЖД, между прочим, не только бывшие наши. И англичане есть, и даже, не поверишь, один мулат.

      – И что со мной будет в случае вашей победы? Если до нее, конечно, дойдет?

      – А я не думаю, что тут может быть окончательная победа. Разве что вы надумаете устроить себе наконец какой-нибудь русский Каганат и все уедете восвояси, с евразийцем Дудугиным во главе…

      – Ага. Возродим русский иврит, на котором говорило наше несчастное северное племя…

      – Что-нибудь вроде церковнославянского. Представляешь себе государство, где все говорят на церковнославянском? Газеты выходят: «Аще же американьский империализм восхощет нас отымети… коемуждо… лаяй…»

      Они захохотали.

      – Ты уходишь от разговора, – сказал Волохов. – Я так и не понял, что будет с некоренным населением.

      – Я же тебе сказала. Дойдет до открытого столкновения, как уже много раз доходило. А окончательной победы, боюсь, не видать. Но допустим… – Она мечтательно закинула руки за голову. – Допустим, что мы победили. Тогда лучше всего тебе будет уехать.

      – Куда? В Каганат?

      – Почему в Каганат? Мир большой…

      – И что, все уедут? Старики, дети?

      – Ну, наши старики и дети ехали