Двенадцатая карта. Джеффри Дивер

на бутылку скотча, стоящую поблизости на полке. Заметив его взгляд, Том усмехнулся и исчез в кухне. От слов патрульной Робинсон легче тоже не стало.

      – Мне надо возвращаться в участок, сэр.

      – Э-э-э… как, уже? – Райма охватило смятение. – Вы точно не можете задержаться на некоторое время?

      – Не могу, сэр. Если я понадоблюсь, позвоните. «Да, нянька сейчас бы не помешала».

      Райм не верил в судьбу, иначе разглядел бы в таком положении вещей искусно подстроенное возмездие: взявшись за это дело, он избежал поездки в больницу и теперь расплачивался за уловку. Ближайшие полчаса в компании двух школьниц грозили обернуться пыткой. Общение с молодежью – совсем не его конек.

      – До встречи, капитан. – Робинсон вышла за дверь.

      – Да-да, – пробормотал Райм вдогонку.

      Через несколько минут с подносом в руках возвратился Том. Он налил Лакише чашечку кофе, а Женеве подал кружку – судя по запаху, с горячим какао.

      – Я подумал, вдруг ты все-таки не откажешься, – сказал он. – Не хочешь, можешь не пить.

      – Что ж, спасибо, не откажусь.

      Женева посмотрела на дымящуюся поверхность, отхлебнула глоточек-другой, опустила кружку и уставилась в пол. Затем еще несколько раз пригубила напиток.

      – Все в порядке? – спросил ее Райм.

      Кивок.

      – У меня тоже, – сообщила Лакиша.

      – Он напал на вас обеих?

      – Не-а, на меня нет. – Лакиша окинула его взглядом. – Ты как тот актер, который шею сломал? – Она, причмокнув, отхлебнула кофе, добавила сахара, снова отхлебнула.

      – Да, точно.

      – И ты совсем ничем не можешь пошевелить?

      – Не особенно.

      – Вот дерьмо.

      – Киш! Остынь, подруга, – шепнула Женева.

      – Нет, ну вообще!..

      Повисла тишина. С появления девушек прошло каких-то восемь минут, а казалось – часы. Что теперь делать? Попросить Тома, чтобы тот сбегал купить какую-нибудь настольную игру?

      Конечно, надо еще задать вопросы, но Райму не хотелось самому этим заниматься. Искусством допроса он не владел. В бытность на оперативной работе он раз десять допрашивал подозреваемых, но так и не добился пресловутого момента истины, когда подопечный вдруг ломается и во всем признается. Другое дело Сакс – у нее к подобным беседам прирожденный талант. Она не раз поучала новичков, что одним неверным словом можно все загубить, называя этот эффект «загрязнением сознания», – примерно как Райм считал главным грехом следователя «загрязнение места происшествия».

      – А как ты тогда управляешься с креслом? – спросила Лакиша.

      – Тсс! – зашипела Женева.

      – Я только спрашиваю.

      – Ну и не надо.

      – Да чего такого? За спрос не бьют в нос.

      От прежней робости у Лакиши не осталось и следа. И не такая уж она на самом деле простая. Поначалу делает вид, будто смущается, словно вся такая наивная и ранимая, заставляет поверить, что преимущество за тобой. Сама тем временем хорошенько присматривается, взвешивает ситуацию. И стоит ей во всем разобраться, решает, можно или нет распускать язык.

      Вообще-то, Райму