Будь ножом моим. Давид Гроссман

снаружи, а я – внутри.

      Я.

      У этого торопливого секса есть один явный недостаток – спустя час ты снова голоден (несмотря на то, что твоего: «Иногда я одинаково ощущаю твое прикосновение в тех местах, где гнездится боль и где обитает блаженство», – хватит мне на целую неделю).

      19.6

      Уже написала? Отправила? Когда у вас вынимают почту?

      (Просто отрабатываю тактику нападения, чтобы мускулы не ослабли. И чтобы ты всегда могла меня узнать).

      Что касается твоих последних предположений – ты ошиблась втройне: я пишу тебе не из тюрьмы, я не тяжелобольной, прикованный к постели, и даже не израильский шпион в Дамаске или в Москве, которому вот-вот предстоит вернуться в лютые холода после побывки на родине —

      Я – это все трое.

      Что еще? Немного.

      Самое важное: твои пальцы дрожат, когда ты вынимаешь мои письма из почтового ящика в учительской.

      Что ты думаешь, я поступаю точно так же: сначала оцениваю на ощупь толщину твоего письма, чтобы понять, сколько пищи я вкушу в ближайшие дни и ночи.

      К твоему вопросу (чудаковатому): и стрелки, и электронный циферблат (но какое, в сущности, это имеет значение?).

      А, я вспомнил, что должен у тебя уточнить: связана ли ты как-то – знаю, это звучит глупо, но все же – связана ли ты как-то с китайской газетой (на чистом китайском языке)? Такой еженедельник, печатающийся в Шанхае. Я начал получать его в последнее время, хотя не выписывал.

      Если нет – забудь.

      Это не письмо, просто полуночное бормотание, свист в потемках, пока ты не вернешься ко мне.

      (Не устаю удивляться, как это моя иссушенная жизнь решилась обнажить передо мной такую огромную грудь.)

      Яир.

      21.6

      Раскрытый рот или дупло в стволе дерева? Сложно сказать. Но меня переполняет счастье оттого, что там, наконец, не было слов!

      Я и не знал, что ты рисуешь. Твой черный цвет, эти линии, нажим кисти.

      Клянусь, однажды я тебе станцую. Даже если вокруг будут люди. Я буду смотреть только в твои глаза и танцевать.

      А пока нужно писать, правда? Так вот, все из-за твоего черного.

      Скажем, это черная сморщенная обезьянка бегает туда-сюда по животу своей хозяйки.

      Тебе это что-то напоминает? Не суть важно. Мы же договорились, что можно нести любую околесицу. Мне представляется вот что: господин купил ее для своей супруги на одной из ярмарок, где был проездом. Господин всегда в дороге, у него свой путь, путь господина. Обезьянка ручная. Ее купили, чтобы доставлять удовольствие хозяйке – но не самой себе. Ни в коем случае, понимаешь? Обезьянка должна всегда помнить свое место, она всего лишь назначена «исполняющей обязанности» до возвращения господина (а может, никакого господина и нет?).

      Я.

      И я знаю, что ты знаешь, о чем я сейчас думаю: тебе показался странным тот факт, что я помню каждое движение, каждый вздох и родинку женщины, которая спала со мной – но меня самого ты в этих воспоминаниях не нашла.

      22.6

      Когда я с людьми (это пришло мне в голову сегодня вечером, когда я купал