Love International. Сергей Солоух

действительно имел самое прямое отношение к роду Непокоевых, но сама линия родства совсем прямою, строго геометрически говоря, не являлась. Не представлялась такой же магистральной, какой виделась история компании «Лав Интернешнл» в России. Степан был братом. Всего лишь братом, правда родным, Савелия Непокоева. Настоящего деда Александра Людвиговича. Деда по прямой. И со времен РАППа и Пролеткульта вражда двух братьев, бывшего Кляйнкинда и Кляйнкинда, оставившего все как есть, была общеизвестной и непримиримой. Младший, пропагандист и идеолог, Сава делал все возможное, чтобы старший, Степа, писатель и киносценарист, отправился в какой-нибудь далекий лагерь, а еще лучше вообще был стерт с лица земли, старший же как будто не обращал на младшего и все его старания особого внимания. Ну или делал вид. И в результате сам чуть не убил свою кровиночку, отхватив в конце концов не десять лет без права переписки, а сразу после Великой Отечественной Сталинскую премию за пьесу «Закат над Берлином». Но вовсе не эти страсти эпохи Расковой и Стаханова, Матросова и Кожедуба заставили Александра Людвиговича охнуть, остановиться и вспотеть, когда в его голове наконец стрельнуло. Кляйнкинд! Кляйнкинд! Черт побери! Она сказала – Кляйнкинд!

      Да, черт побери. В дурмане легкой победы, в идиотизме предвкушений, ведь он успел взглянуть на суммы, что предстоит освоить, еще бы, быстро листнул проект контракта, прежде чем папочку предложили, ну и конечно, при общей, столь схожей с высокомерием Бориса Винцеля, нерасположенности считаться и воспринимать техперсонал, уши Александра Людвиговича из короткого и хорошо смазанного лаза в мозг, канала прямой и быстрой доставки информации к височным долям, левой и правой, превратились на некоторое постыдное время в дыру, слепой и темный чулан для механической, тупой загрузки словесного гороха. Смысл наговоренного столь интимно девушкой в рубашке-поло с вышитой на правой груди нефтевышкой и красиво повязанным шейным платком в цвета компанейского флага – желтый и красный, смысл сказанного на лестнице, впопыхах, пророс, раскрылся в голове Александра Людвиговича и зацвел лишь на улице.

      – Черт побери, – сказал Непокоев и остановился. Все новые и новые слова всплывали в голове, как рыбки вились и искрились…

      «Эстафета… Такая живая связь времен… Ваш дед начал писать летопись наших дел в России, а вы на рубеже столетия подхватите… Именно вы… Внук Кляйнкинда».

      Да. Кляйнкинда. Эта забытая, затерянная во тьме веков фамилия, с которой уже второе поколение Непокоевых, а по сути, и третье, никак себя не связывало и не ассоциировало, на которое всякое право утратило, включая галахическое, рождаясь последовательно от мам нижегородских и тверских, привязывало не только Александра Людвиговича, но и весь этот жирный, заманчивый проект «Лав Интернешнл», вдруг и сейчас, к тому, к чему увязки вовсе не хотелось.

      К дочке Саше и ее нерасчетливой, безумной жизни. Ее борьбе за идеалы. Всего лишь две недели тому назад в квартиру