Хочу проснуться!. Агния Миллерова

потерялся? – склонилась надо мной сердобольная старушка, но дверь не открыла, даже когда я стал скрестись в неё, давая понять, что мне надо вовнутрь.

      – Э нет, милок, тут жди, пока за тобой хозяева придут. Ты ведь точно не из нашего подъезда! У нас котов никто не держит, только собак! – Соседка бесцеремонно отпихнула меня ногой от двери и пошла выкидывать мусор.

      Не удалось мне проскочить мимо неё и тогда, когда она возвращалась.

      Я забился в угол дверного проёма и, сжавшись в комок, замер в ожидании следующего удобного случая.

      Ждать пришлось долго.

      Тело затекло, подраненная нога онемела и сильно ныла.

      Снова начали донимать голод и холод, но, как назло, никто не входил и не выходил.

      Ночь накрыла двор.

      Стало заметно подмерзать.

      Чтобы глаза не резало холодными порывами ветра, я зажмурился и невольно задремал, из-за чего чуть не упустил сильно подвыпившего жильца.

      Если бы у него не выпали из рук ключи, звякнувшие прямо у меня под носом, я бы, наверное, так и замёрз под дверью. Не зная, проклинать судьбу или благодарить, я шмыгнул в появившуюся щель и из последних сил рванул к лестнице.

      Где-то на полпути я понял, что до своего седьмого этажа не доберусь и обессиленный свалился кому-то на коврик. Силы опустили меня, и я отрубился.

      Очнулся я оттого, что о меня споткнулись. Вернее, что споткнулись, я понял позже. А в тот момент меня просто ударило в бок, кто-то ойкнул, и приятный девичий голос произнёс:

      – Господи, а это ещё что такое? Киса, ты живая? – и меня ткнули рукой в вязанной варежке, пахнувшей шерстью, лёгкими духами и уютом.

      Я приоткрыл глаза, но поднять голову не смог. Вот уж не думал, что голод и холод могут так высасывать силы.

      – Бедняжка, да ты совсем продрогла! – меня снова ткнули варежкой, но уже нежно.

      Неподалёку хлопнула дверь, и крикливый женский голос неприятно резанул слух:

      – Ленка, ты что, сдурела? Не тронь кошку! Вдруг она больная или блохастая?

      – Даже если блохастая, так что, пусть умирает у меня под дверью? – та, которую назвали Ленкой, бережно подняла меня и прижала к себе. Мне сразу стало теплее, но даже не от её варежек или стёганного пальто, а от слов. Ещё не видя своей спасительницы, я уже полюбил её всем сердцем и потому тихо замурлыкал. Меня даже не царапнуло, что я был назван кошкой.