Начало времени. Александр Карпович Ливанов

Андрейка и Анютка, убедившись в надежности моей работы, дают мне все больше заказов. Я горжусь этими заказами. Как всякий настоящий изобретатель, я чужд и честолюбив. Я обучаю Андрейку и Анютку, посвящаю их во все секреты.

      Даже отец и Василь, учитель и батюшка нет-нет похвалят мои насосики. Холодный душ из каждого насосика прежде всего достается равнодушной Жучке и курам.

      И, как настоящий изобретатель, я недоволен собой, не довольствуюсь достигнутым. Я мечтаю найти такую толстую и ровную ветку бузины, чтоб насосик вобрал бы зараз полную кварту воды!..

      …Нож я, однако, прячу под рубашку. Во-первых, старшие мальчишки могут отнять; во-вторых, это дает возможность избежать нежелательные расспросы: куда и зачем иду я с ножом; в-третьих, самое главное–это «в-третьих»… Я боюсь, как бы не обнаружили сельчане, насколько в рощице за церковью поредели кусты бузины от беспощадного ножа моего…

      И я орудую скрытно. Совесть моя нечиста. Туда иду с ножом под рубашкой, обратно с жердочками бузины под той же рубашкой…

      Но чьи это голоса слышу я в рощице? Я, крадучись, подбираюсь поближе. Сердце мое бьет тревогу. Неужели меня выследили? Видно, попался: сделали засаду – и выследили!..

      …Кого я вижу! Степан сидит на траве, его фуражечка с якорьком-гусеницей лежит рядышком. Перед Степаном расстелен белый треугольник девичьей косынки. На косынке – огурцы, розоватые яйца, еще что-то из еды…

      Какая это добрая душа так щедро угощает Степана? Выглядывая из-за веток, я думаю о том, что женский голос этот мне вроде знаком. Да как же я сразу не узнал Горпину! Горпина батрачит не только в нашем селе, а во всех ближних селах. Как и Степан, она тоже не отказывается ни от какой работы, но главным образом она зарабатывает себе на пропитание тем, что белит известью хаты. Обычно это делают сами бабы, но Горпина берет такую сходную плату, что все нередко уступают ей эту работу.

      Это только говорится: легко обмазать и побелить хату, а на деле это значит мешками натаскать глины из глубокой ямы у кордона (единственное место, где у нас есть глина); глину эту непросто накопать: она лежит узкими слоями между песчаными, меловыми и кремневыми слоями. Затем нужен кизяк. И не какой-нибудь. На обмазку хаты годится только конский кизяк. Его на селе мало, потому что и лошадей наши мужики не держат: на волах пашут. Слишком дорого стоят лошади. Да и неторопливой жизни крестьянской больше подходит неспешная, размеренная, как бы задумчивая поступь воловья. Куда мужику спешить? Он ценит размеренность и покой.

      За кизяком Горпина ходит на городской тракт. Порою далеко-далеко приходится уходить Горпине. И потом издалека возвращается она с мешком лошадиного кизяка за спиной. Кизяк, особенно свежий – тяжелый, как свинец. Я не раз видел, как, скрючившись в три погибели, несет этот кизяк Горпина… От известки кончики пальцев Горпины все изъедены до язвочек. Пальцы ее поэтому всегда обмотаны тряпочками.

      Горпину на селе жалеют. Еще несколько лет тому назад она жила хорошо: были у нее отец и мать,