История болезни коня-ученого. YBS

иллюзий идеологического характера не осталось, просто вот стукнуло 14, и вместо поднадоевшего пионерского галстука, который потихоньку перестали носить, можно было приколоть маленький значок, удостоверяющий, что ты уже довольно взрослый.

      Процедура приема запомнилась тем, что девятиклассник секретарь школьной комсомольской организации попеременно задавал вступающим два вопроса: какова высота Асуанской плотины[85] и как называется столица Мальгашской республики. Мне досталась плотина, я знал, конечно, что первое – это 111 метров, а второе – Антананариву, но совершенно не мог взять в толк, как наличие или отсутствие этих знаний связано с вступлением в коммунистический союз молодежи.

      Четыре года спустя моя будущая жена нарвалась на совсем уж анекдотическую ситуацию. В райкоме 14-летнюю девочку, страстно увлекавшуюся биологией, спросили, кто такой Павлов, и Танька, вытаращив от удивления глаза, ответила, де, кто ж не знает нобелевского лауреата великого русского нейрофизиолога Ивана Петровича Павлова?! Райкомовские поморщились – они-то ждали ответа про первого секретаря ЦК ВЛКСМ Сергея Павловича Павлова…

      Шаг вперед – два назад

      Время Валентина Александровича Николаева кончилось. Сняли. Кто-то стукнул, и полетел наш тренер с очень нехорошей статьей – левые матчи. Это было такое явление – собиралась команда класса «А» и катила на игру в какой-нибудь Крыжополь, показать образцы мастерства аборигенам. Не даром, понятное дело, во всяких колхозах-миллионерах и хитросекретных заводах по профсоюзной линии водились неподотчетные или не совсем подотчетные денежки. Народ в глуши развлечений не имел, оттого тосковал, пил и снижал производительность труда. Вот и спешили богатенькие буратины в столичные клубы. А там их ждали со всем возможным вниманием: ставки в командах мастеров были не выдающимися, а в загранку пускали нечасто и не всех. За такого левака ребята, сплошь и рядом, получали месячный оклад, так говорили – сам не считал. Николаев о ребятах заботился, и леваки организовал так, чтобы и играли прилично, и приварок имели постоянный. Ну, само собой, ни одно хорошее дело не остается безнаказанным. В газете (в «Футболе», если не ошибаюсь) какой-то говнюк на нем потоптался, поунижал – «нравы чуждые советскому спорту, рвачество».

      Признаюсь честно, тогда мне, воспитанному в советской интеллигентной семье с характерным некоторым пренебрежением к материальной стороне жизни (тем более что хотеть тогда особенно было нечего), было неприятно – тренер любимой команды какими-то гешефтами занимается. А потом, повзрослев и немножко поумнев, стал смотреть на это иначе. Навидался я спортсменов, которых, в те времена еще до тридцати, выбрасывали по миновании надобности. Без профессии, практически без образования[86], без каких-либо серьезных накоплений, которые позволили бы пережить перелом. Перелом и материальный – пропадал постоянный источник дохода, и моральный – разом человек никому становился

85

Тогда все уши прожужжали этой плотиной, которую наши построили в Египте для крупнейшей местной гидроэлектростанции, когда у СССР был роман с египетским диктатором Насером. При строительстве подъем воды привел к тому, что пришлось вырезать какой-то древнейший скальный храм и перетащить повыше, что само по себе – варварство.

86

Про Боброва рассказывали, как он в Академию Жуковского приезжал раз в семестр рассказать о спортивных достижениях, там ему зачетку и заполняли, но он-то потом оказался талантливейшим тренером, особенно в хоккее, не пропал, а другие?