Леонид. Александр Проханов

нет! Только самую малость. Пусть молодежь видит в вас своего. Это будет небывалый триумф! – режиссер стал багровым. Шея покрылась пятнами, как кожа тритона. Он казался комичным в своем творческом ослеплении. Но Леонид Леонидович стал задумчив и мечтателен.

      – Русская история – это не время, не последовательность событий, не перечень войн и правлений. Не список государственных переворотов. Русская история – это таинственная птица, которая свила гнездо в недрах народа, поселилась в народе, направляет его по историческому пути. Переносит через пропасти, ведет в атаку, устремляет в Арктику и пустыню. Венчает в победах, вселяет надежду в поражениях. Говорю это, Федор Ильич, вам, кто задумал историческую драму, где нашлось место и мне. Птица русской истории вселяется не просто в народ, а ищет среди народа героя, в которого влетает, наделяет чудесными силами, делает царем, вождем, наконец, Президентом. Каждый великий русский правитель держал в руках Жар-птицу русской истории. Она перелетала из царства в царство, от одного царя или вождя к другому. Пока ей ни становилось тесно или скучно. Тогда она вылетала из ослабевших рук правителя. Тогда царство падало, правитель бесславно затухал, а Птица истории искала нового героя. Вселялась в него. И тот летел впереди своего народа на крыльях этой огненной птицы.

      Федор Ильич потрясенно внимал, забыв закрыть рот с голубоватыми зубами. Президент исповедовался перед ним. Это изумляло режиссера, казалось верхом доверия. Но и пугало. Президент вверял ему свою тайну, которую потом мог потребовать обратно. Красные пятна на шее Федра Ильича гуляли. Спускались под рубаху, невидимые, расплывались по телу. Вновь появлялись из-под ворота. Краснели, как следы чьих-то страстных поцелуев.

      – Помню, как в меня вселилась Птица русской истории. Так женщина помнит момент зачатия. Я лежал в спальне с открытым окном. Была чудесная летняя ночь. Пахли невидимые клумбы. Восхитительно пел соловей. Я заснул и вдруг почувствовал, как кто-то ударил меня клювом в лоб. Подумал, это соловей влетел в комнату и клюнул меня. Вся комната озарилась чудесным светом, словно за окном пролетел метеорит. Я потерял сознание. Когда очнулся, было темно, пахли душистые табаки на клумбах, пел соловей. Но я чувствовал, как мне тесно в груди, трудно дышать. Что-то вселилось в меня, притаилось под сердцем, вздрагивало. Это Птица русской истории влетела в меня и свила во мне гнездо. Я стал гнездом этой Птицы.

      Режиссер Федор Ильич Рифленый понимал, что ему открывается тайна российской власти. Лицо Президента округлись, голубые глаза расширились и пожелтели, как у совы. Нос заострился и загнулся, как клюв. На плечах шевелились упругие бугры, будто крылья продирались сквозь ткань пиджака. Федор Ильич был знаком с русскими сказками об оборотнях. Ему казалось, в кресле сидит огромная, покрытая перьями сова с круглыми золотыми глазами.

      Наваждение миновало, перед ним снова сидел Президент с бачками, русыми вьющимися волосами, водянистыми голубыми глазами.

      – Вы собираетесь ставить