На замёрзшем стекле продышу я кружок… Поэтическая повесть. Михаил Сверлов

что полностью потерял ориентиры и летит наугад. Но, на их счастье, сквозь пелену облаков стало пробиваться солнышко, и появились «окна», сквозь которые была видна земля.

      Они летели над густым зимним лесом. Гоберидзе повернул влево, пытаясь отыскать кромку леса. Время шло, а лес не кончался. И вдруг они увидели деревню. Она стояла посреди леса. Буча сделал над ней круг, затем второй и, выбрав ровное место, пошёл на посадку.

      Посадив самолёт и подкатив к крайнему дому, он остановился в метрах ста от него, не выключая двигателя.

      – Луса! – закричал он в переговорную трубу, – давай схады к дому, разузнай, как называэтся дэрэвня и далэко лы жэлэзная дарога!

      – Хорошо!

      Люся встала в кабине, затем выбралась на крыло самолёта рядом с пилотом.

      – Нэ спэшы, но ы нэ таны врэмя, – прокричал он ей. – Эго у нас с табой проста нэт!

      Люся кивнула головой и, скользнув на край крыла, спрыгнула с него в снег. Она сразу же по пояс провалилась и, помогая себе руками, как бы поплыла в этой снежной пелене. Добравшись до крыльца дома, выбралась на него и постучала в дверь. Никто не ответил. Тогда она дёрнула дверь к себе. Дверь не открывалась. Толкнув её от себя, она почувствовала, что дверь поддалась. Навалившись плечом, она приоткрыла её и, проскользнув в образовавшуюся щель, оказалась на кухне.

      – Хозяева дома? – позвала она. Никто не отвечал. «Такое впечатление, – подумала Люся, – что дома никого нет».

      Пройдя в комнату, осмотрелась. Дом был пуст. Чертыхнувшись, она повернулась, чтобы выйти и, вдруг, не увидела, а как-то почувствовала, что из угла кухни на неё кто-то смотрит. Приглядевшись, она увидела, что там стоит собака. Вернее, то, что от собаки осталось. Это были сплошные рёбра и кости. Шерсти почти не было, и кожа висела струпьями. Она стояла и смотрела на неё, и изо рта капала слюна. У Люси от её вида и взгляда отнялись ноги. Это был взгляд не животного. Это был взгляд бешенного, готового на всё существа, лишь бы достать себе еду. Собака попыталось кинуться к ней, но не рассчитала сил и упала. Тогда она, извиваясь, поползла к Люсе. Та смотрела на неё в оцепенении. Затем, дико заорав, бросилась к выходу.

      Выскочив на крыльцо, увидела, что Гоберидзе отчаянно машет ей рукой, тыча крагой4 куда-то за её спину. Обернувшись, Люся увидела, как от опушки леса по направлению к деревне идёт цепочка людей. «Ну вот, – облегчённо вздохнула она, – хоть будет у кого спросить». Она снова повернулась к самолёту и увидела, что Гоберидзе ожесточённо зовёт её к себе уже стоя на крыле самолёта. К тому же он что-то кричал. Люся снова посмотрела на него, потом на людей, бегущих к ним и, неожиданно, поняла: «Так это же немцы!»

      Она соскочила с крыльца и, что было сил, начала пробиваться сквозь снег к самолёту. За спиной услышала выстрелы и увидела, как в хвосте самолёта появилось несколько дырочек. «Стреляют! – промелькнуло в голове. – Стреляют!»

      Выбиваясь из сил,

4

Краги – перчатки лётчика.