Придворный. Бальдассаре Кастильоне

те же, – ответил мессер Федерико, – но подчас и используются небрежно, и смысл имеют другой.

      – А если из книги Тацита или Силия убрать все слова, поставленные в ином значении, чем у Вергилия и Цицерона (а таких очень немного), вы скажете, что Тацит языком равен Цицерону, а Силий – Вергилию? И что правильно будет подражать их образу речи?

XXXIX

      – Этот ваш спор, кажется, слишком затянулся и всем наскучил, – вмешалась синьора Эмилия. – Давайте-ка отложим его до другого раза.

      И все-таки мессер Федерико еще пытался отвечать графу, но синьора Эмилия каждый раз его прерывала. Наконец граф сказал:

      – Многие любят рассуждать о стилях, о ритмах и о подражании; но почему-то никто не может разъяснить мне ни что такое стиль и ритм, ни в чем заключается подражание, ни почему те вещи, что заимствованы из Гомера или откуда-то еще, у Вергилия так хорошо приходятся к месту, что чаще выглядят не подражанием, а украшением. Может быть, причина в том, что я не способен понять их. Но поскольку главный признак того, что человек в чем-то осведомлен, – его умение этому научить, я сомневаюсь, что и они сами хорошо разбираются в этом. А Вергилия с Цицероном восхваляют лишь потому, что их все хвалят, а не потому, что понимают различие между ними и другими авторами; ибо оно заключается на самом деле не в том, что Вергилий и Цицерон употребляют два, три или десять слов не так, как другие. У Саллюстия{122}, у Цезаря{123}, у Варрона{124} и других хороших авторов некоторые слова используются в ином значении, чем у Цицерона; но удачно и то и другое, потому что не в таких пустяках состоит красота и сила языка, – как хорошо ответил Демосфен{125} Эсхину: когда тот язвительно вопросил о некоторых использованных Демосфеном неаттических словах: «Слова это или чудовища и уродцы?»{126}, Демосфен рассмеялся и сказал, что не от этого зависит благо Эллады{127}. Вот и мне мало горя, если какой-нибудь тосканец упрекнет меня за то, что я говорю satisfatto, а не sodisfatto, onorevole, а не orrevole, causa вместо cagione, populo вместо popolo{128} и так далее.

      Тогда мессер Федерико, привстав с места, сказал:

      – Выслушайте, пожалуйста, еще несколько слов.

      Синьора Эмилия с улыбкой ответила:

      – Кара моей немилости падет на того из вас, кто сейчас будет продолжать разговор на эту тему; я повелеваю отложить его на следующий вечер. А вы, граф, продолжайте рассуждение о придворном – да покажите нам, что у вас хорошая память: сумейте снова начать с того места, где прервались.

XL

      – Синьора, нить, кажется, оборвана, – ответил граф. – Но если не ошибаюсь, мы говорили о том, что высшая непривлекательность происходит от пагубной нарочитости, а, напротив, величайшее изящество – от простоты и непринужденности. В похвалу этой непринужденности и в порицание нарочитости можно сказать и много другого; но я ограничусь только одним. Всем женщинам свойственно большое желание быть – а если невозможно быть, то по крайней мере казаться – красивыми; и там, где чего-то недостает от

122

Гай Саллюстий Крисп (87/86 – ок. 35 г. до н. э.) – римский историк, чьи дошедшие до нас сочинения «О заговоре Катилины» и «О Югуртинской войне» ценятся и как образец литературного языка и стиля.

123

Гай Юлий Цезарь (100–44 гг. до н. э.), кроме своей ведущей политической роли в переходе Рима от республики к монархии, проявил себя в своих «Записках о Галльской войне» и как мастер исторической прозы.

124

Марк Теренций Варрон (116–27 гг. до н. э.) – ученый-энциклопедист и писатель, автор множества сочинений по различным отраслям знаний.

125

Демосфен (384–322 гг. до н. э.) – знаменитый афинский оратор, непримиримый борец за независимость Афин от Македонии.

126

Ср.: Эсхин. Против Ктесифонта о венке. 166: «Неужели вы не помните, каковы были мерзкие и непонятные его словечки, которые и выслушать-то нужно было иметь железные силы?.. Что это такое? словоблудие? слова или чудовища?» (пер. С. Ошерова и М. Гаспарова).

127

Ср.: Демосфен. За Ктесифонта о венке. 309: «Конечно, Эсхин, будь это твое многоупражненное витийство непритворным и предназначенным на благо отечества, от него произошли бы прекрасные и славные и для всех прибыльные плоды – союзы между городами, прибавление достатка, устроение торговли, полезное законодательство, разоблачение и одоление врагов» (пер. Е. Рабинович). Обе речи, Эсхина и Демосфена, были известны читателям эпохи в латинском переводе Цицерона.

128

Граф последовательно отстаивает более близкие к латыни варианты слов «удовлетворенный», «досточтимый», «причина» и «народ».