Лицо смерти. Эллисон Майклс

плохое, что скопилось внутри. Вспомните, в какую минуту вы испытывали самый сильный гнев?

      Мистер Мёрфи даже не стал задумываться.

      – О, ну это просто. Впервые, когда очнулся после многочисленных операций и услышал от врачей, что моей жены больше нет. Сперва я не поверил, кричал на докторов, чтобы они не шутили так со мной. Я был в ярости, что они смели насмехаться. Осознав, что приключилось с нами обоими, увидев своё тело в бинтах, капельницу с обезболивающим и почувствовав не только самую сильную в жизни боль, но и пустоту внутри, я понял, что они говорили правду. Да и незачем им было врать, просто я не хотел верить.

      – Фаза отрицания, – согласилась я. – Когда наш мозг не соглашается и не может принять новые обстоятельства жизни.

      – Именно. Когда до меня наконец стало доходить, что её больше нет, я испытал новую волну гнева, ещё сильнее предыдущей. Я почти не мог двигаться, но умудрился выдернуть катетер и перевернуть капельницу. Я кричал, как сумасшедший, на врачей, на Бога, в никуда, пока медсёстры и лечащий врач не пригвоздили меня к койке и не ввели успокоительное.

      Представляя всё то, о чём говорил этот несчастный мужчина, меня передёргивало. Холодок пробирался по позвоночнику, как ящерица по лиане. Я не показывала ничего из того, что испытывала, но мои руки тряслись под столом.

      – Вы сказали, что это был первый раз. – Заметила я, когда Итан Мёрфи замолчал. – Когда же случился второй?

      – В зале суда, когда я пришёл услышать приговор тому водителю, что переломал наши жизни. Услышав, что ему дали каких-то жалких пять лет за решёткой, я был так разгневан, что еле сдержался, чтобы не накинуться на этого убийцу прямо там, а заодно прихватить под руку прокурора, адвоката и его честь судью.

      – Но вы этого не сделали.

      – Нет. – Мистер Мёрфи выпустил воздух, как будто из него весь дух вышел. – Я выскочил из зала суда в мужской туалет и подпёр дверь мусорным контейнером. В следующий миг я принялся колотить по сушилке, пока та не сплюснулась, бил ногами двери, разбил кулак в кровь о кирпичную стену. А когда бросил взгляд в зеркало и увидел ожоги – свидетельства аварии, перевернувшей всю мою жизнь, – я разбил и его. Не помню, как добрёл в тот день до дома – тогда-то я и пустил газ. Но жена спасла меня. Даже после смерти она умудряется заботиться обо мне.

      – Вы постоянно обезличиваете её, не называя имени. Как звали вашу жену?

      – Синтия. Её звали Синтия.

      Сеанс пролетел довольно быстро – из мистера Мёрфи было легко выуживать детали, он с охотой рассказывал о своих переживаниях и горестях и не стремился закрываться. Возможно, ему помогало то, что я не могла видеть его лица. Тут в работу включается детский обманный манёвр: если меня не видно, значит, никто не сделает мне больно. Итан Мёрфи позволял мне видеть себя насквозь. По крайней мере, так мне тогда казалось.

      Сейчас

      Два месяца после переезда в Дафни были не самыми лёгкими. Помимо того, что пришлось полностью сменить обстановку, дом и окружающих