Тень каравеллы (сборник). Владислав Крапивин

на две части и пошла на дно.

      Боббин Гапп выбросился через торпедный аппарат. Он долго плыл за Каравеллой, просил прощения, кричал и плакал. Потом его съел кашалот.

      Дюймовочка

      По вечерам на морях и океанах мы совершали удивительные подвиги, но днем нас одолевали невзгоды. Особенно Павлика. Главной невзгодой была арифметика. Большие красные двойки с маленькими злыми головками все чаще проникали в Пашкины тетради. Это были отвратительные двойки, похожие на извилистых дождевых червей.

      – У, глисты подлые! – брезгливо говорил про них Павлик.

      Тетя Аня подолгу разглядывала тетради, а потом начинала кричать, что выдерет оболтуса и мучителя как сидорову козу. Чтобы она не перешла от слов к делу, Павлик ускользал ко мне. И говорил шепотом:

      – Шторм одиннадцать баллов. Отсижусь, пока не утихнет.

      Утихала тетя Аня быстро, и Павлик начинал жить по-старому.

      Но однажды, в конце февраля, он вернулся из школы притихший и растерянный.

      – Скверное дело, – мрачно сказал он. – Мил ку ко мне прикрепили. Совсем поганое дело.

      Я молчал, ожидая подробностей.

      – По арифметике меня вытягивать будет, – сообщил Павлик. – Такое у нее пионерское поручение. Она у нас звеньевая. Понятно?

      – Понятно, – сказал я. – Это она тебя из подвала вытянула?

      – Лучше бы не вытягивала, – сказал Павлик.

      И вот она появилась. Высокая девчонка, выше Павлика. В перекошенном капоре, в маленьком полушубке, подпоясанном шарфиком, в лыжных штанах и подшитых валенках. Мы с Павликом вместе открыли ей дверь.

      Милка взглянула на нас и почему-то удивилась:

      – Ой, Пашка! А я тебя знаешь как искала! Я думала, ты в том доме живешь, на втором этаже…

      Павлик пожал плечами и пробормотал что-то насчет думающего индюка. Потом неласково заметил:

      – Дверь захлопни, а то холоду напустишь.

      Милка не обиделась.

      Мне она, конечно, не понравилась. Во-первых, некрасивая: долговязая, волосы короткие, будто у мальчишки, не то рыжие, не то коричневые какие-то. И рот большущий, как у акулы. Во-вторых, при таком росте надо быть поумней.

      А она болтала, хихикала и удивлялась самым простым вещам.

      Про старые стулья она со смехом сказала:

      – Ой какие забавные!

      А что забавного? Скрипучие, облезлые, надоевшие. Только на спинках вырезаны по два дерущихся петуха. Может, и правда интересно с непривычки, но чего уж так веселиться!

      Потом она удивилась медведю. Это был коричневый фаянсовый медведь с отбитым ухом. Он сидел на зеленой кочке и тянул мед из запрокинутого бочонка.

      – Ой какой смешной!

      После медведя Милка обратила внимание на меня. Тихонько спросила:

      – Пашка, а это кто?

      – Это Владик, – ответил Павлик. – Я же тебе говорил.

      – А-а! – сказала Милка и почему-то сделалась серьезной.

      Павлик виновато глянул на меня и сурово сказал Милке:

      – Давай