Раскопки. Джон Престон

что нам удастся обнаружить что-нибудь посущественнее.

      Я пошла обратно в дом. Обернулась, но Брауна не увидела. Видимо, он продолжил копать. Я заметила только блеск лопаты и землю, подлетающую в воздух.

      В семь часов я поднялась наверх, чтобы переодеться к ужину. В спальне меня ждала Эллен – крупная девушка с необыкновенно бледными пальцами. Видно, дело в плохом кровообращении. Зимой ей вечно холодно. К нам в дом она устроилась два года назад, и тогда она показалась мне какой-то нерасторопной. Но на деле она оказалась весьма шустрой и внимательной. Одна беда: недавно она начала пользоваться весьма крепкими духами – сладкими и резкими.

      Она стояла возле открытого шкафа. Внутри – множество платьев, многие из которых до сих пор висели в своих муслиновых чехлах.

      – Что хотите надеть сегодня, мэм?

      Я указала на одно из платьев без чехла. Особенно наряжаться необходимости у меня не было.

      – Снова зеленое шелковое, мэм? Да, вы его любите.

      Эллен помогала мне надеть платье и заодно рассказывала о делах прислуги. Поначалу я боялась, что буду уставать от ее болтовни, но наши разговоры мне нравились, и я с нетерпением их ждала. Да и к тому же от Эллен я узнаю гораздо больше, чем смогла бы выведать сама. И нет, она не сплетница, просто искренне интересуется людьми и очень чутко подмечает их особенности.

      Правда, про себя она рассказывает не так откровенно. Она несколько месяцев ходила на свидания с парнем из Вудбриджа, но вот уже пару недель как о нем ни слова. Видимо, поссорились.

      Когда я оделась, Эллен спросила, не хочу ли я, чтобы она поправила мне прическу. Я ответила отрицательно.

      – Давайте тогда расчешу вас, мэм.

      – Спасибо, не надо, дорогая.

      Интересно, Эллен замечала, что у меня выпадают волосы? Наверняка. И хотя она, конечно, и болтушка, внутренне она прекрасно чувствует, о чем надо молчать. Еще одно из ее достоинств.

      В восемь Грейтли постучал в дверь, которая ведет из столовой на кухню. Не перестаю удивляться, как такому костлявому человеку удается стучать так мягко. Как будто на кулаке у него подушечки. Он молча внес супницу, поставил ее на стол.

      Грейтли разлил суп и спросил, не хотела бы я послушать новости. Решив, что я скажу «да», он уже подошел к буфету и поднял крышку радио. Но слушать новости мне не хотелось. Наверняка передают что-нибудь тревожное или грустное, а может, и то, и другое. Так что я сказала, что лучше почитаю.

      Грейтли ушел, а я открыла отчет Говарда Картера о раскопках гробницы Тутанхамона и прислонила ее к супнице. Все чаще я читаю о прошлом. Моя отдушина. Есть что-то особенно приятное в том, чтобы читать о событиях минувших дней. В отличие от тех, что еще толком не произошли и словно нависают над головой.

      И вот я вновь читаю воспоминания Картера о том, как они обнаружили гробницу фараона.

      Время как фактор человеческой жизни потеряло свой смысл. Три или четыре тысячи лет, может быть, прошло с тех пор, как человеческая нога в последний раз ступала на пол, на котором вы стоите, и все же вы замечаете признаки недавней жизни вокруг себя – наполовину заполненную чашу раствора