Луна костяной волшебницы. Кэтрин Парди

пелена от раздирающих ее чувств и смущения.

      – Это не имеет значения. Смерть Ашены не исправит того зла, что причинили моему отцу.

      – А что исправит? – Я тяну время, чтобы отыскать камень, хотя догадываюсь, каким будет ответ.

      – Твоя смерть, – усмехается она. – И смерть твоей подружки.

      – Тебе никогда не победить Аилессу.

      – Нет, у нас все получится.

      У нас?

      Она резко бросается к вскопанной земле. Я бросаю в нее камень, и тот врезается в плечо. Девушка охает, но не останавливается.

      И уже через мгновение вытаскивает руку из земли. В ее кулаке виднеется кость из крыла сокола. Я помню тот день, когда Аилесса выпустила стрелу и подбила птицу. Она отдала мне самое длинное из ее перьев.

      Гнев разрастается во мне, словно лесной пожар.

      И я бросаюсь на девушку в капюшоне. Сердце переполняется чистой яростью. Но пропускает удар, когда воздух пронзает крик Аилессы, наполненный ужасом:

      – Сабина!

      8. Аилесса

      На тело наваливается тяжесть, отчего ноги соскальзывают с носков на пятки. В глазах исчезают фиолетовые тона, а вместе с ними и четкость зрения. Я вырываюсь из рук Бастьена, невольно поднимая руку к основанию моего горла. Кость от крыла сокола с моего ожерелья исчезла. Вернее, сейчас она не в ожерелье, а…

      Я подбегаю к перилам моста и смотрю вниз. Сквозь туман, устилающий русло реки, ничего не видно, но до меня доносятся звуки борьбы.

      Происходит явно что-то ужасное.

      – Сабина!

      Я старательно пытаюсь услышать ответ, но разносятся лишь глухие удары и ворчание.

      А затем воздух пронзает крик Сабины:

      – Аилесса, беги!

      Я замираю. Пальцы стискивают обломанные перила. Я не могу убежать. Сабина явно в опасности. К тому же мне нельзя сходить с моста. Еще рано. Ритуальная магия все еще жива. И мне предстоит сделать выбор. О судьбе Бастьена. Нет. О каком выборе идет речь? Я должна убить его. Прямо сейчас.

      Все тело стремится помочь Сабине, но я заставляю себя повернуться и посмотреть Бастьену в лицо.

      – Мне очень жаль.

      Я не должна извиняться. Стать моим amouré большая честь. И смерть от моей руки – тоже. Я тянусь к костяному ножу за спиной.

      – А мне нет, – говорит он, тоже убирая руки за спину.

      И когда я вытаскиваю свой нож, он достает целых два. Я удивленно взираю на них.

      – Что это?

      – Это… – вся нежность и неуверенность, отражавшаяся на его лице, сменяется злобной гримасой, – месть.

      И тут же бросается в атаку. Я отпрыгиваю назад. Меня не учили драться на ножах. Ведь охота на животных требует немного других умений.

      – За что? – выпаливаю я. После танца, который мы только что разделили, его поведение задевает мою гордость. – Что я тебе сделала?

      Его ноздри раздуваются. А ярость хлещет волнами. Мой позвоночник покалывает от шестого чувства в ожидании его следующих действий.

      – Одна из вас убила моего отца, – сквозь зубы выдавливает он таким тоном, словно Леуррессы не люди, а животные. – Я был ребенком. И видел,