Ренегаты. Сергей Волков

их не взять живьем!

      Мамонты, мамонты рвутся напролом!

      Черт, когда начинается «тяжеляк», стихи и песни лезут в башку чаще, чем обычно. Ладно, проехали. Пулеметы ПКМ тут могут быть только у погранцов. Но, по идее, им на болотах делать нечего, они в последнее время вообще никуда с застав не выбираются. Хотя вроде ходили месяц назад слухи о каких-то рейдах и «зачистках». Если так, пограничники могут быть где угодно, в том числе в этом забытом всеми богами ангаре. Это плохо, очень плохо. В погранцы идут, как правило, бывшие военные, народ серьезный. Любое вооруженное сопротивление для них – вопиющее нарушение закона, за которое есть только одна кара. Наше положение осложняется тем, что Бека начал стрелять первым. Впрочем, у меня с погранцами терок никогда не было, я же не контра. Можно попытаться договориться.

      Новая очередь заставляет вжаться в землю. Пули с сочным чавканьем вонзаются в глину в нескольких сантиметрах от левой руки. Все, промедление смерти подобно, причем в буквальном смысле. Переворачиваюсь на бок, складываю ладони ковшом. Краем глаза вижу Костыля, отчаянно машущего руками – мол, не надо, «не делай этого, Дадли!».

      Но у меня своя голова на плечах. И эта голова в любой момент может быть пробита навылет пулей калибра 7,62. Подношу ладони к губам и как можно четче ору:

      – Прекратите огонь! Здесь Гонец! Здесь Гонец! Прекратите огонь!

      Пулемет гавкает еще пару раз – и затыкается. Секунды ползут, как дождевые черви. Наконец из гулкой пустоты ангара раздается рассерженный голос:

      – Твою мать! Гонец, кто с тобой?

      – Пономарь, Бека, Костыль.

      – Стволы на землю, – приказывает невидимый собеседник. – Выходите на центр с поднятыми руками! Быстро!

      Ору в ответ:

      – Поняли! Не стреляйте!

      Оставляю автомат у столбика и медленно, без резких движений, поднимаюсь. Бешено колотится сердце – если я ошибся, жизнь моя закончится вот прямо сейчас. Но стволы тех, кто засел в ангаре, молчат.

      – Дурак, ой, дурак! – шипит мне в спину Пономарь. – Место глухое. Положат всех – свидетелей-то нет.

      На подгибающихся ногах иду к трубам, высоко подняв руки. В голову лезет всякая ерунда, уже даже не стихи, а просто обрывки фраз. Откуда-то из глубин памяти всплывают кадры из старой советской комедии «Джентльмены удачи» – Василий Алибабаевич кричит подбегающим милиционерам: «Сдаемсу, сдаемсу-у».

      И смех, и грех.

      В дверном проеме ангара появляется человеческий силуэт с автоматом.

      – Гонец, ты?

      – Он самый.

      – Где остальные?

      – А ты кто?

      Человек выходит из сумрака, царящего в ангаре. Он в выгоревшей «афганке», на голове каска.

      – Капитан Шубин, корпус Пограничной Охраны. Где остальные?

      – З-здесь, з-здесь мы, – слышится у меня за спиной дрожащий голос Беки.

      Из-за труб поднимаются люди в камуфляже с эмблемами погранохраны и нашивками тридцать пятой заставы. Ого, далеко же их занесло!

      Опускаю руки, шарю по карманам в поисках сигарет. Пальцы не слушаются.