Любовь как сладкий полусон. Олег Владимирович Фурашов

или на людях доводилось выступать?

      – В школьном ансамбле пел, а Володька Попов и Пашка Богданов – который справа от вас сидел, на гитарах бацали и мне подпевали. Володька и на баяне прилично играет. Да что там «прилично»: он лучший баянист Замараевки.

      – Угу. И что же мы предпочитаем исполнять?

      – Мне у Губина нравится «Мальчик-бродяга». Или у Леонтьева – «Полёт на дельтаплане». Или у Зацепина с Дербенёвым – «Есть только миг»…, – открылся в своих предпочтениях юноша. И спохватившись, добавил: – Наверное, последние две вещи уже устарели?

      – Отчего же, – успокоил его авторитетный собеседник. – Хорошие вещи с годами прибавляют в цене. И потом, в сельской местности общественные процессы запаздывают аккурат лет на десять-пятнадцать. Нормальный выбор. Тем паче, что твой вокальный потенциал ему вполне соответствует. Но, всё же…Юрий, ты на досуге взвесь моё предложение про то, чтобы совместно вести концерты. Кумекаю я, что и конферанс – твоя стихия.

      Перетолковав с Кондрашовым, Лукин отсадил его в сторонку, а сам занялся Ниной. Примечательно, что её он не столько выслушивал, сколько осыпал комплиментами и пел дифирамбы, обещая ей блестящее будущее – под его, разумеется, тёплым и чутким руководством. От расточаемых им похвал Нина не растаяла. Она лишь иронически фыркала и смеялась.

      «Ишь, как обхаживает, селадон! – не с ревностью, а с неожиданно возникшей лёгкой неприязнью подумал Юрий. – Вроде уже в возрасте, а туда же…Да и в луже матерился…». И ему вспомнилась бывальщина про то, как кинорежиссёр дарит посулы начинающей актрисе: «Меньше чем через год у нас с тобой будет «Оскар»!» На что та наивно замечает: «А если родится девочка?»

      Кондрашову стало неприятно, и он встал со стула, решив уйти по-английски, не прощаясь.

      – Юра, ты куда? – окликнула его Самохина, заметив его резкое движение. – Ты не уходи без меня. Я уже скоро.

      5

      Отвязавшись от Лукина, Нина ещё долго не отпускала от себя Юрия. Они бродили по улицам села и болтали о сущих, но для них таких многозначительных, пустяках. При расставании возле самохинского коттеджа девушка с еле прорвавшимся стоном потянулась кверху соблазнительной фигурой, томно зевнула и проворковала по-свойски, почти по-семейному: «Ой, мочи нет, до чего спать хочется! В спальне сброшу с себя всё-всё, даже ночнушку не одену, и сразу бултыхнусь в постельку!»

      От произнесённых слов у Кондрашова, живо вообразившего эту картину, тревожно и приятно заныло в животе. Ведь он ещё не был близок с женщиной. И когда Самохина прощально протянула ему руку, он, наконец-то, осмелился и мимолётно чмокнул девушку в щёку.

      – Хм…Товарищеский поцелуй, – не без иронии хмыкнула та. – Разве ж так целуются?

      И не успел растерявшийся непутёвый ухажёр слова молвить, как девушка порывисто и с силой обняла его. Она охватила своими чувственными и сочными губами его губы и так страстно втянула их внутрь и продолжительно задержала там, что Юрий едва не задохнулся. Ощущение сладкого