Ловушка Голда. А где реальность?. Юлиана Гинд

следующего шанса не предвидится. С девушками все наоборот. Мне всегда казалось, что Джим моя судьба, и никакая Ева с огромными ресницами не сможет открыть дверь в его сердце.

      От этого воспоминания мне было и приятно, и горько. Приятно осознавать свое превосходство над самой крутой девчонкой в школе. А горько от того, что Джим не со мной, и виновата только я.

      Все персонажи моих представлений испарились, потому что автомобиль затормозил. Значит, мы приехали. Увидела свет на пятом этаже квартиры, родители дома. Вовсе не хотелось с ними разговаривать. Они спросят, как дела, я отвечу: нормально. И все. Дальше разговор не состоится. Повиснет тяжелая тишина, которую разрушит мой любимый брат, а потом я поспешно уйду в комнату.

      Так случилось и сейчас. Как и каждый день. Мама приготовила рис с рыбой, я собралась взять тарелку и уйти сразу в свою обитель, но меня остановили.

      – Эмма, останься, пожалуйста. Семья должна ужинать вместе, – мама показала на мое место за столом. Раньше я сидела там каждый прием пищи и болтала всякую чушь. Говорила буквально все подряд. Родители слушали. И что самое страшное: им было интересно все, что со мной происходило. От странного замечания учителя до первых месячных.

      Но все изменилось. Я начала смотреть в окно и молчать. На улице лучше. Я представляла себя дальше от дома. Представляла себя малышом, который строил замок из песка или собакой, которая бежала за палкой для хозяина.

      Ну, а в последнее время я просто… просто уходила с тарелкой еды к себе в комнату. И никто мне не запрещал. Но сейчас все шло не по плану.

      – Сестренка, послушай маму. Мы давно не сидели вместе, – Тим умоляюще посмотрел на меня ласковыми глазами. Я взглянула на отца, который тоже в надежде ожидал моего участия в их трапезе. Его очки даже удивленно сползли на нос, что заставило меня неожиданно улыбнуться.

      Увидев за долгое время улыбку на моем лице, все подхватили ее. Не в силах видеть их счастливые лица, я все же взяла тарелку и ушла. Закрыла дверь, положив приборы на стол рядом, спрятала лицо в ладонях.

      Нестерпимо больно было находиться в одной комнате с родителями. А еще больнее видеть их счастливыми, когда реальность совершенно противоречила увиденному. Я совершила непоправимые вещи, о которых не могла даже думать. Разрушающая боль впивалась опасными ядами, обжигающие слезы пламенными струями скатывались с моих щек. И я не могла остановить их поток. Прижавшись к двери спиной, медленно сползала на пол.

      Хотелось кричать, громко плакать, но никто не должен был знать. Никто. Я – собственный слушатель и зритель. Можно подумать, что я истеричка, но для боли нужен весомый повод. И он был. Все настолько страшно, что лучше даже не вспоминать.

      Вытерла проклятые слезы с лица, будто стерев воспоминания начисто. Надела самое короткое платье из гардероба, еще и золотистое, выпрямила волосы утюжком, все серьги оказались на месте. Отлично. Тушью превратила