Иммигрантский Дневник. Николай Накропин

Мне в голову не приходило, что солдатскую символику, шапки-папахи, ремешки, гимнастерки всех размеров, военные барабаны, части от зенитных установок, поляки массово продавали по всей Европе на блошиных рынках. Значок классности стоил не меньше, чем оригинальный кусок берлинской стены, снабженный сертификатом. На кителе осталась небольшая дырочка, а между мной и поляками установилось полное взаимопонимание, позволявшее скоротать время до отправления поезда на Эрфурт, отходящего на рассвете.

      В наш оживленный разговор вмешался аккуратно причесанный человек с глубоко посаженными глазами.

      – Привет, солдатик. Куда путь держишь? Из какой части будешь? – в его уставшем взоре сверкнул метеорит искренней радости. Он служил офицером и возвращался из командировки. Одетый в штатское, говорил неофициально – как принято на гражданке.

      – Лютерштадт-Виттенберг. Я из отпуска.

      – А я в Вюнсдорф.

      В Вюнсдорфе находилась одна из самых больших воинских баз за пределами СССР: несколько дивизий, части снабжения, собственный железнодорожный вокзал и три рейсовых автобуса с маршрутами, не выходящими за забор этого детища-мутанта Министерства Обороны. Представляю, как окрестные дороги забиты колоннами военной техники. Однажды, удостоившись небывалой чести съездить туда с начальником штаба батальона, я услышал песню проходивших мимо роты бойцов.

      А мы стоим здесь на задании,

      Всегда в дозоре боевом, за рубежом.

      Солдаты группы войск, советских войск в Германии.

      Покой земли мы бережем!

      Отполированные слоняры, шедшие в первых рядах, горлопанили лужеными глотками, а сзади, скребя по земле подкованными каблуками сапог, передвигались усатые старослужащие. Идти сзади с расстегнутым воротничком – большая привилегия в Вооруженных Силах. Неписанный закон давал ее лишь высшей касте – рядовым и ефрейторам второго года службы.

      – Покой земли мы бережем! – отдавалось эхом по окрестным холмам.

      – Цок-цок, – скребли сапоги по брусчатке, положенной тут еще до фюрера.

      – Громче! Почему запевала отлынивает? Мы те подсластим житуху после отбоя.

      – Громче, кому сказано! – справедливо негодовали дедушки.

      Навстречу маршировала другая рота, по старинной традиции орущая свою песню:

      Солдат малоденькАй в пилотке

      новенькАй. У гимнастерки тот же цвет!

      Оба ротных командира лениво, по-блатному заученно отдавали друг дружке честь. Из-за громкого пения и топанья армейских ног невозможно было обсуждать дела насущные в близлежащей курилке, и стоявшие там солдаты раздраженно поглядывали на марширующие роты.

      Всегда в дозоре боевом, за рубежом!

      У гимнастерки тот же цвет.

      Покой земли мы бережем!

      У гимнастерки тот же цвет!

      Стрелковой роты рядовой.

      Всегда в дозоре боевом!

      У гимнастерки