Великий Гэтсби. Главные романы эпохи джаза. Фрэнсис Скотт Фицджеральд

сегодня ляжем пораньше, Эйб, выпьем еще по бокалу, и будет, – тон Мэри был легким, но в нем ощущался оттенок тревоги. – Ты же не хочешь, чтобы тебя перекачивали в трюм парохода.

      – Час уже поздний, – сказал Дик. – Пора расходиться.

      Исполненное благородного достоинства лицо Эйба приняло упрямый вид, он решительно заявил:

      – О нет. – Величавая пауза, затем: – Пока что нет. Выпьем еще одну бутылку шампанского.

      – С меня довольно, – сказал Дик.

      – Я о Розмари забочусь. Она прирожденная выпивоха, держит в ванной комнате бутылку джина и все такое, мне ее мать рассказывала.

      Он вылил в бокал Розмари все, что оставалось в бутылке. В первый их парижский день она опилась лимонада, ее тошнило, и после этого она не пила ничего, однако теперь поднесла бокал к губам и пригубила шампанское.

      – Это еще что такое? – удивился Дик. – Вы же говорили мне, что не пьете.

      – Но не говорила, что и не буду никогда.

      – А что скажет ваша мать?

      – Я собираюсь выпить всего один бокал. – Это казалось ей необходимым. Дик пил немного, но пил, быть может, выпитое ею шампанское сблизит их, поможет ей справиться с тем, что она должна сделать. Розмари быстро глотнула еще, поперхнулась и сказала: – А кроме того, вчера был день моего рождения – мне исполнилось восемнадцать лет.

      – Что же вы нам-то не сказали? – в один голос возмущенно спросили они.

      – Знала, что вы поднимете шум, засуетитесь, а к чему вам лишние хлопоты? – Она допила шампанское. – Будем считать, что мы отпраздновали сейчас.

      – Ни в коем случае, – заявил Дик. – Завтра вечером мы устроим в честь вашего дня рождения обед, чтобы вам было что вспомнить. Восемнадцатилетие – помилуйте, такая важная дата.

      – Мне всегда казалось, что все, происходящее до восемнадцати, не имеет никакого значения, – сказала Мэри.

      – Правильно казалось, – согласился Эйб. – И все, происходящее после, тоже.

      – По мнению Эйба, ничто не будет иметь значения, пока мы не отправимся домой, – сказала Мэри. – На сей раз он всерьез спланировал то, что будет делать в Нью-Йорке.

      Мэри говорила тоном человека, уставшего рассказывать о том, что давно утратило для него всякий смысл, таким, словно в действительности путь, по которому шли – или не сумели пойти – она и ее муж, давно уже обратился всего лишь в благое намерение.

      – В Америке он станет писать музыку, а я поеду в Мюнхен учиться пению, и когда мы встретимся снова, нам все будет по плечу.

      – Замечательно, – согласилась Розмари, чувствуя, как выпитое ударяет ей в голову.

      – А пока пусть Розмари выпьет еще немного шампанского. Это поможет ей понять, как работают ее лимфатические узлы. Они только в восемнадцать лет и включаются.

      Дик снисходительно усмехнулся, он любил Эйба, хоть давно уже перестал возлагать на него какие-либо надежды:

      – Медицина так не считает, и потому мы уходим.

      Эйб,