Стрелок. Извлечение троих. Бесплодные земли. Стивен Кинг

вперед. Стрелок различал, как в глухой тишине шуршат мелкие камушки – под его неуверенными шагами.

      – Ты там осторожнее, – сказал он. – Ни черта же не видно.

      – Я потихоньку. Здесь… ничего себе!

      – Что там?

      Стрелок привстал, положив руку на рукоять револьвера.

      Повисла короткая пауза. Стрелок тщетно напрягал глаза, пытаясь вглядеться в кромешную тьму.

      – По-моему, это железная дорога, – с сомнением протянул мальчик.

      Стрелок поднялся и осторожно двинулся на голос Джейка, ощупывая ногой землю перед собой, прежде чем сделать шаг.

      – Я здесь.

      Рука, невидимая в темноте, прикоснулась к лицу стрелка. Мальчик хорошо ориентировался в темноте, даже лучше, чем сам стрелок. Его зрачки расширились так, что от радужной оболочки почти совсем ничего не осталось; стрелок это увидел, когда зажег худосочный факел, вернее, жалкое его подобие. В этой каменной утробе не было ничего, что могло бы гореть, а те запасы, которые были у них с собой, быстро таяли. А временами желание зажечь огонь становилось просто неодолимым. Так стрелок и узнал, что голод бывает не только к еде, но и к свету.

      Мальчик стоял у изогнутой каменной стены, по которой тянулись, теряясь во тьме, параллельные металлические полоски; на них держались какие-то черные провода, по которым когда-то текло электричество. А по земле, поднимаясь на несколько дюймов над каменным полом, шла металлическая колея. Что ходило по ней в стародавние времена? Стрелку представлялись только зловещие электрические снаряды, что летели сквозь эту вечную ночь, пронзенную устрашающими, рыщущими глазами прожекторов. Он ни о чем таком в жизни не слышал. Но в мире еще существуют обломки прошлого, как существуют и демоны тоже. Когда-то он знал одного отшельника, возымевшего едва ли не религиозную власть над жалкой кучкой скотоводов лишь потому, что безраздельно владел древней бензоколонкой. Отшельник садился на землю, хозяйским жестом приобнимал колонку одной рукой и выкрикивал свои дикие, грязные и зловещие проповеди. Время от времени он просовывал все еще блестящий стальной наконечник, прикрепленный к прогнившему резиновому шлангу, себе между ног. На колонке – вполне отчетливо, пусть даже и тронутыми ржавчиной буквами – было написано что-то совсем уже непонятное: АМОКО. Без свинца. Амоко превратился в их тотем, в символ бога Грома, и они поклонялись ему и приносили ему в жертву овец и рев моторов: Ррррррррр! Ррррр! Рррр-ррррррр!

      «Как обломки погибших кораблей, – подумал стрелок. – Всего лишь бессмысленные обломки в песке, который когда-то был морем».

      В том числе и эта железная дорога.

      – По ней и пойдем, – сказал он.

      Мальчик опять промолчал.

      Стрелок загасил факел, и они легли спать.

      Когда Роланд проснулся, оказалось, что мальчик уже не спит. Он сидел на железном рельсе и смотрел на стрелка, пусть даже ему было совсем ничего не видно – в кромешной тьме.

      Они зашагали вдоль рельсов, точно пара слепых: стрелок – впереди,