Радость поутру. Пелам Вудхаус

концов, если разобраться, кровь родная – не водица.

      – Страшно мило с твоей стороны, – говорю. – А я тут только что болтал с Сыром.

      – С сыром?

      – С твоим женихом.

      – Ах, с д'Арси. Почему ты зовешь его сыром?

      – Прозвище такое. Со школьных времен. Мы ведь с ним вместе учились.

      – Да? Тогда ты, может быть, мне ответишь, всегда ли он вел себя так по-идиотски, как сегодня?

      Это мне не понравилось. Не похоже на язык любви.

      – В каком смысле ты употребила выражение «по-идиотски»? – спросил я.

      – Как единственное, которое подходит для человека, которому богатый дядя хочет и даже жаждет оказать протекцию, а он сознательно предпочел стать деревенским полисменом.

      – А почему это он? – не понял я. – Зачем ему становиться деревенским полисменом?

      – Говорит, что каждый мужчина должен стоять на собственных ногах и самостоятельно зарабатывать на хлеб.

      – Смотри какой сознательный.

      – Вздор.

      – Ты не считаешь, что это его характеризует с наилучшей стороны?

      – Не считаю. Я считаю, что он ведет себя как совершенный болван.

      Мы помолчали. Было ясно, что поведение Сыра вызывает болезненную реакцию, и надо как-то поддержать молодого стража порядка. Ибо, вы же понимаете, очутившись снова лицом к лицу с этой особой, я оставил всякую мысль организовать движение «За спасение Чеддера по прозвищу Сыр».

      – По-моему, эта история должна бы тебя радовать. Как доказательство, что вот человек, у которого есть душа.

      – Какая душа?

      – Благородная.

      – У него вообще нет никакой души выше этих ужасных, грубых форменных башмаков, в которых он ходит. Ослиное упрямство, и больше ничего. Я ему сто раз втолковывала. Родной дядя хочет, чтобы он выставил свою кандидатуру в парламент, и готов оплатить все предвыборные затраты и в дальнейшем всегда оказывать ему щедрую финансовую поддержку, но нет, уперся, как мул, и твердит, что надо стоять на собственных ногах. Мне все это осточертело, просто не знаю, что делать. Ну ладно, до свидания, Берти, мне пора, – внезапно заключила она, словно не в силах больше разговаривать на эту больную тему, и покатила прочь, а я только тут вспомнил, что у нее сегодня день рождения и у меня в кармане брошь, которую надо было передать ей в подарок от тети Агаты.

      Я бы мог, наверное, еще окликнуть ее, но как-то не хотелось. От того, что она мне наговорила, у меня началась дрожь по всему телу. Осознав, как непрочен фундамент, на котором зиждется любовь Сыра и Флоренс, я пришел в такой ужас, что вынужден был выкурить, не сходя с места, пару успокоительных сигарет, прежде чем пуститься в дальнейший путь.

      Немного приободрившись и уговаривая себя, что это не более чем минутная размолвка влюбленных и в кратчайшее время все уладится, я дал газу и через несколько минут уже встал на якорь на задах «Укромного уголка».