Избранное. Стихи, песни, поэмы. Александр Городницкий

их меньше год от года.

      Сияет медь. Открыты окна в доме.

      По мостовой идут они, едины,

      И сверху мне видны, как на ладони,

      Их ордена и сгорбленные спины.

      С годами всё трудней их марш короткий,

      И слёзы неожиданные душат

      От их нетвёрдой старческой походки,

      От песен их, что разрывают душу.

      И взвода не набрать им в каждой роте.

      Пусть снято затемненье в Ленинграде,

      Они одни пожизненно – на фронте,

      Они одни пожизненно – в осаде.

      И в мае, раз в году, по крайней мере,

      Приходится им снова, как когда-то,

      Подсчитывать растущие потери,

      Держаться до последнего солдата.

1974

      Кратер Узон

      Узона марсианские цвета,

      Где булькают таинственные глины,

      Где неподвижен свет, и тени длинны,

      И чаша неба алым налита.

      Косяк гусей, прижившихся в тепле,

      Стараюсь ненароком не спугнуть я.

      Здесь киноварь рождается во мгле,

      Кровавя почву смертоносной ртутью.

      Земли новорождённой вид суров:

      Здесь пузыри вскипают неустанно

      И гейзеры взлетают, как фонтаны,

      Над спинами коричневых китов.

      Здесь понимаешь: сроки коротки

      И ненадёжна наша твердь земная,

      Где словно льды плывут материки

      И рушатся, друг друга подминая.

      И мы живём подобием игры,

      Ведя подсчёт минутным нашим славам,

      На тоненькой пластиночке коры,

      Над медленно клубящимся расплавом.

1974, Камчатка

      Дворы-колодцы

      Дворы-колодцы детства моего,

      Я вижу их из года в год всё ближе.

      На них ложился отблеск солнца рыжий,

      Над ними выли голоса тревог.

      Слетал в них сверху нежный пух зимы,

      Осколки били проходящим градом.

      Здесь жили кошки, голуби и мы –

      Болезненные дети Ленинграда.

      Нас век делил на мёртвых и живых.

      В сугробах у ворот лежала Мойка,

      И не было отходов пищевых

      В углу двора, где быть должна помойка.

      Но март звенел капелью дождевой,

      Дымилась у камней земля сырая.

      Мы прорастали бледною травой

      Меж лабиринтов дровяных сараев.

      И плесень зацветала на стене,

      И облака всходили жёлтой пеной,

      И патефон в распахнутом окне

      Хрипел словами песни довоенной.

      Дворы-колодцы, давнее жильё,

      Мне в вас теперь до старости глядеться,

      Чтобы увидеть собственное детство –

      Былое отражение своё.

1974

      Остров Маккуори

      В пространстве ледяном

      Огонь мерцает в море, –

      Взгляни же перед сном

      На остров Маккуори,

      Плывущий из сегодня во вчера.

      Сейчас там дождь и мрак,

      Туссок двуостролистый,

      И синезвёздный флаг,

      И двадцать австралийцев,

      Исследующих сушу и ветра.

      Ты слышишь трубный звук, –

      Слоны